— Отпечатки пальцев? — пронзительно вскрикнул Кейт. — Но ведь я не имею никакого отношения к этому делу. Ах, мисс Уинн, я хочу остаться в стороне от всего этого.

Он выглядел таким несчастным желторотым птенцом, что я из жалости отвернулась. Не стоит вести мальчика к полицейским, когда он находится в таком состоянии.

— Я пойду первая, — проговорила я через плечо. — Когда очухаешься, последуешь за мной.

Я вышла из кабинета, так и не взглянув на него. Обнаружив, что не вполне твердо стою на ногах, я обрадовалась тому, что вообще осталась жива.

Билл тысячу раз прав, сказав вчера вечером, что мы должны объединить свои усилия и найти убийцу. И не только для того, чтобы спасти невиновного человека от ареста. Чтобы спасти свои жизни. Я подумала о последнем замечании Геринга насчет того, что убийца может вернуться, чтобы закончить работу, и уже дрожала, проходя по безлюдному коридору.

Специалист по отпечаткам пальцев был крайне недоволен тем, что ему пришлось расположиться со своим оборудованием в кабинете Монти. Он считал, что в таких условиях работать нельзя, и охотно делился со всеми своими соображениями на этот счет. Я услышала его жалобы, как только оказалась в отделе оформления витрин. Другой детектив рылся в бумагах Монти, иногда отрываясь от них, чтобы задать тот или иной вопрос Тони Сальвадору.

Я с замиранием сердца ждала, не посмотрит ли кто-нибудь на меня настороженно, не удивится ли тому, что я жива-здорова. Но ничего подозрительного не заметила.

Из кабинета вышла Сондо в своем обычном зерном халате, с желтой лентой, перехватывающей спутанные черные волосы. Она в знак приветствия помахала мне измазанной чернилами рукой и стала разминать затекший большой палец.

— Вот и поработай тут, когда по сцене шныряют толпы полицейских. Я пыталась им объяснить, что магазин — это тот же театр. Пускай случится землетрясение, потоп, разверзнется ад — представление продолжается. Даже убийство не может его прервать. Но на копов мои идеи не произвели никакого впечатления.

Слова Сондо по обыкновению звучали дерзко и вызывающе, но под ее глазами появились темные мешки, на высоких скулах проступили желваки. Ей тоже плохо спалось в эту ночь.

Но, переступив порог кабинета Монти, я о ней забыла.

Эта комната была мне хорошо знакома. За те месяцы, что он здесь проработал, Монти успел наложить на окружавшие вещи отпечаток своей незаурядной личности. Вчера вечером, находясь в кабинете Тони, я не испытывала подобных чувств. Тогда смерть была ужасающей новостью, слишком невероятной, чтобы осознать се смысл. Я не могла связать в уме распростертое на полу тело и того Монти, которого я знала.

Но теперь смерть стала ощутимой реальностью. Здесь, в кабинете, все напоминало о Монти. Вещи, которые он брал в руки, сохраняли тепло его прикосновений. Вот сделанные им беглые наброски оконных витрин. Вот фотографии на стенах; их выбирал Монти. Казалось, в отделе вот-вот раздастся его мелодичный голос, послышатся негромкие, но уверенные шаги. Но на этот голос больше никогда не отзовется эхо, эти шаги никто не услышит.

Вот что превращало его смерть в реальность, А мысль о том, что рука, размозжившая ему череп замахивалась и на меня, делала эту реальность почти невыносимой.

Тут я осознала, что Сондо все еще стоит рядом со мной, не отводя своих черных проницательных глаз от моего лица.

— Заскочи ко мне, когда отделаешься от колов, — шепнула она. — Мы сможем сравнить наши наблюдения. — Сделав это загадочное предложение, Сондо удалилась к себе.

Две девушки из парфюмерного отдела вышли из кабинета, где снимали отпечатки пальцев, и, шепчась, прошмыгнули мимо меня. Я перешагнула порог и увидела, как Елена Фарнхем надавливает пальцами на соответствующие карточки. За ней стоял Оуэн Гарднер; он был явно взбешен, воспринимая происходящее как личное оскорбление.