Изменить размер шрифта - +
Евгений Александрович легко и с удовольствием привирал, но лгать умел не очень.

– Нет, что-то у тебя не то, – упал у женщины голос.

Смирнов решил не рассказывать Юлии о Шурике. О том, что он пил с ним водку и тесно общался. Пил, общался и философствовал с человеком, ее изнасиловавшим.

– Что есть, то есть, – сморщился он. – От А до Я, но кроме Е. Приедешь – расскажу.

– Ты меня любишь?

– Очень. Всю ночь глаз не сомкнул, о тебе думал. О твоих грудках, о твоей крутой попочке, о твоем таком сладком клиторе.

– Перестань, я сейчас кончу.

– Кончи, а? Я очень этого хочу... Представь, как моя рука скользит, лаская, по твоему бархатному животику, бедрам. Твоя грудь воздымается. Ты знаешь, что тебя ждет пронзающий миг счастья. Я вжимаюсь в тебя всем телом. Я глажу им тебя. О господи, как ты красива, как ты обворожительна, как бесконечна! Ни одна женщина мира не годиться тебе и в подметки... Любая модель перед тобой поломойка. Ты богиня, ты божество всех зрячих и осязающих!

– О, господи, как хорошо! Говори, милый, говори! Мне так сладко от твоих слов!

– Мне так приятно слышать это, я забыл обо всем, я вошел в тебя, двигаю членом взад-вперед, потом кругом. Быстро-быстро. И медленно.

– О, Господи! Еще, милый, еще! Как хорошо.

– О, я сейчас кончу! Ляг, как я люблю!

– Я встала на колени, голову опустила на подушку. Сердце колотиться. Внутри так сладко. О, Господи, неужели это кончиться! Ну, что же ты медлишь?

– Я сел на корточки, вставил разгоряченный пенис в твое восхитительное влагалище, обхватил руками попку, твою мягкую круглую попку и делаю приседания. Мой член движется в тебе, как метроном, нет как шатун бешено мчащегося паровоза.

Из кухни запахло дымом.

– Я кончила, – радостно засмеялась в Египте Юлия.

– Я тоже... Погоди, отдышусь. У меня все горит.

– Я так люблю тебя, милый. Ты такой единственный на свете...

– А ты такая любимая...

– Мне звонили с работы. Кажется, Михаил Борисович чем-то недоволен. Как бы он меня не подставил.

– Не бойся милая, я разбогател, – проговорился Смирнов.

И испугался: "А вдруг разговор прослушивают?"

В Каире звонко рассмеялись:

– Расчет за отпуск получил, да?

– Ты угадала.

– Как не угадать? – вздохнула Юлия. – Деньги и ты – две вещи несовместные.

– Ты и не представляешь, как ошибаешься.

– Ты там глупостей не наделал?

– Нет. Я, как Бобби Фишер все просматриваю на пятнадцать ходов вперед.

– Ну ладно, держись, я скоро приеду.

– Не хочешь повторить?

– Я вся липкая после... Я скоро приеду. Не изменяй мне, ладно?

– Ты меня злишь!

 

* * *

Смирнов чувствовал себя полнейшим мерзавцем. Наставил рога любимой женщине. Еще этот секс по телефону. У него даже не встал, так ночью намучался.

Куриная ножка, конечно же, сгорела. Отрезав обуглившиеся край, Смирнов выдавил на оставшуюся часть ножки пол-лимона, стал есть. В дверь позвонили. Посмотрел в глазок – никого. Открыл, зная, что делает глупость.

На коврике лежал пухлый конверт без подписи.

"Взрывчатка? Вряд ли. Кто на меня тратиться будет?"

Поднял. Внутри – три или четыре вдвое сложенных листа.

Вытащил. Расправил. Начал читать.

Дорогой Евгений!

Я сожалею, что у нас все так получилось. Да, я был неискренен с вами, но не до такой степени, чтобы вы жаждали прекратить наши отношения посредством моего безнравственного и несвоевременного умерщвления.

Быстрый переход