– Сейчас ударю.

Стылый, сделав испуганное лицо, оградился ладонями и быстро заговорил:

– Отказаться я никак не мог. Из нашего отдела люди уходят либо в наспех вырытую яму с последующим салютом из двух приглушенных выстрелов в затылок, либо под фанфары и траурные речи в глубокую могилу на Ваганьковском кладбище.

– А почему Юлия тебя не знает? Она говорила мне, что знает всех служащих "Северного Ветра", и не только знает, но и помнит по имени-отчеству? Вплоть до курьеров и уборщиц?

– Меня знают только Борис Михайлович и Василий Васильевич, начальник службы безопасности. А в офисе мне запрещено показываться. Тайный агент я, понимаешь? По особо деликатным поручениям.

– А как ты думаешь, она догадывается, что ее хотят убрать из фирмы? – проглотил Смирнов "особо деликатные поручения".

– Догадывается, точно. Но и думать не думает, что альтернатива этому – смерть в подъезде или в собственной машине. Жалко ее. Баба она хорошая...

Последнюю фразу, закончившуюся мечтательным вздохом, Смирнов не слышал. Он, закусив губу, думал о Юлии. Стылый, подосадовав, что шпилька осталась не воспринятой, продолжил:

– Мне кажется, что ты должен попытаться ее спасти. Хотя бы потому, что вы часто видитесь, ездите вместе, и у тебя есть шанс загреметь на небеса вместе с ней.

Смирнов молчал, исподлобья поглядывая на радетеля своей подруги. И своего радетеля.

– Ты что смотришь? – спросил Стылый простецки.

– Да не верю я тебе. Знаешь, что из твоих слов получается?

– Что?

– Да то, что тебе приказали устранить Пашу... Ты же докладывал о нем своему начальнику? Докладывал. И он наверняка подумал, что не зря Центнер и Юля в одном доме тайком тусуются. И приказал тебе помимо Юли и с Пашей разобраться. И ты, сукин сын, расправился с ним моими руками. Расправился и меня в свою выгребную яму с головой окунул. Повязал, короче, по рукам и ногам.

– Шерлок Холмс... – с улыбкой протянул Стылый. – Ничто от твоего дедуктива не спрячется. Устранить человека чужими руками в нашем деле – это шик, высший класс. Кстати, Паша – это тот гангстер в третьем поколении, о котором я тебе рассказывал... Он нас крышевал.

– Ну-ну... – Смирнов представил Юлию в компании Центнера. – Ну и как ты мне предлагаешь ее спасти?

– Ты должен убедить Остроградскую оставить фирму, и уехать с тобой в кругосветное свадебное путешествие. С Пашиными деньгами, естественно.

– Вот почему ты их мне подарил...

– Факт. Благотворительностью я не занимаюсь, масштаб не тот. Так как, поговоришь с Юлией?

– Бесполезняк. Утопия... – проговорил Смирнов, вспомнив свою несгибаемую подругу.

Стылый скривился.

– Мне бы кто такое предложил... Кругосветку. Представь: волны с хохолками пены, яхта под парусами, белая майка с какой-нибудь идиотской надписью типа "Поцелуй мою биту, она не мажет", сухой мартини в высоком стакане с трубочкой и любимая женщина в прохладной каюте. В бикини, с туманными глазами и розовыми пятками...

– Юля не согласится уйти, – покачал головой Евгений Александрович. – Полезет в бутылку. Сто пудов. Она не только Дева, но и Коза. Термоядерная смесь.

– Тогда ей конец, – Стылый с жалостью смотрел на Смирнова. – И мне, и тебе тоже.

– И каким это образом конец?

– Это просто, как дважды два. Хоть я и сказал Василию Васильевичу, что не имею к исчезновению Центнера ни малейшего отношения, со временем он сообразит, как это исчезновение использовать в интересах Бориса Михайловича.