Вот застыл – видать, осматривался, прислушивался. А вот опять рывок, видно, как задрожали густые, с желтыми листиками, осинки.
– Ты слева, я – справа. Я за ноги, ты – в лоб, – быстро распорядился Ратибор.
Легоша кивнул – понял. Уж конечно, увалень-то он увалень, да зато ведь и силен изрядно. Такой двинет в лоб кулачищем – ни одному ратнику мало не покажется, тем более какому-то вонючему дикарю-нео.
Парни сноровисто поползли к осиннику, начинавшемуся прям у устья оврага, там и замерли. Слышали, как зашуршали в балке опавшие листики, как кто-то подполз совсем уже близко, вот-вот…
А вот тебе!
Привстав, Легоша со всей дури засадил врагу в ухо кулаком. И помощь напарника не понадобилась – ползущий только вскрикнул и затих, уронив голову на руки. Мелкий совсем оказался, в серых домотканых штанах, в потертой курточке. Рыженький.
– Великий Био!!! – опешил сам же увалень. – Это не наш ли Велесий?
Не говоря ни слова, Ратибор поспешно перевернул ползуна на спину, хлестко ударил ладонью по щекам… Рыжий застонал… раскрыл удивленно-голубые, как весеннее небо, глаза… улыбнулся.
– Ой… это вы! Хорошо как…
– Хорошо ему, – пряча смущение, буркнул Легоша. – Ты что тут ползаешь-то, а?
– А схватку услышал, – Велесий приподнялся, сел. – Ой, как в ухе звенит-то! Вот и решил посмотреть – что там. Думаю, скоренько подберусь, гляну – доложу бригадиру.
– Глянул, да, – косясь на увальня, Рат хмыкнул. – А хороший удар! В ухе, говоришь, звенит? Славно. Вообще-то, мы к тебе шли. Посмотреть, как там.
– Ничего такого, – шмыгнув носом, доложил паренек.
Лет шестнадцати, щуплый. Однако лицо вполне волевое, решительное – Велесий был парень не промах. На боль не жаловался, на увальня Легошу не обижался – понял уже, – что сам кругом виноват. Маскировке-то надо лучше учиться.
– Все ж мы с тобой пойдем, глянем, – Ратибор погладил недавно выскобленный подбородок, словно бы проверял, есть там уже щетина, иль нет. Бороденка у него росла противная, реденькая, как у козла, да к тому же пегая, – хотя сам был светло-русый. Да высок, да строен, да серо-стальные глаза, да брови – девичьему сердцу смерть. Было Рату для кого скоблиться-бриться, было…
– Да красивый, красивый, – вполголоса засмеялся Рат. – Уши не отпали, нос не кривой. Хоть сейчас женись.
Отрок выслушал все молча, не отозвался – знал: он слово, Рат в ответ – десять, да так потом и вернешься к своим посмешищем, с Ратибора станется – недаром мать его чужая была. И сам он по крови – чужак. Хотя, конечно, парень хороший, младших не гнобит… как некоторые.
– Пришли.
Часовой остановился под деревьями, но пальцем никуда не показал, не махнул рукою, предоставляя старшим самим догадываться, где он устроил «гнездо». Может быть, на той разлапистой сосне – там было б удобней всего, если уж на долгое время. Или вот – на дубу, правда, там уж больно высоковато, но зато – вольготно, есть, где пищаль пристроить – караульным на пост полагалась пищаль, хоть порох и экономили. |