Один из них – кудрявый, с черной бородой, в блестящих доспехах – подошел, присел рядом, очистил видеоокуляры серва от грязи, потом похлопал по крышке и сказал:
– Спасибо, дружище. Может, тебе и все равно, ведь ты железка бездушная, но ты спас много жизней, а может, даже и все человечество. Не знаю, кто тебя послал, но и ты, и он, вы настоящие герои.
Серв отключил наконец ассоциативный блок, передающий праздничный фейерверк, и направил высвободившуюся энергию на монитор. Человек с удивлением уставился на него.
Изображение поблекло, дернулось, а затем показало абсолютно лысого мужчину с повязкой из лохмотьев вокруг бедер, как обычно носят осмы. Он наклонился к серву, поднял того на руки, немного постоял, словно в задумчивости, вглядываясь в студенистое марево перед собой, а затем произнес:
– Меня зовут Тар. Я – человек.
Он шагнул в Поле Смерти, внося серва на руках.
Бородач смотревший на это охнул.
– Он же… Великий Перун… он вошел в Поле Смерти! – вырвалось у него.
– Тар починил меня, – проскрипел серв.
– Кто он?
– Тар был осмом, но чтобы узнать о замыслах нео, стал человеком. А потом Тар дал серву задание: рассказать все людям. Серв выполнил его. Серв выполнил задание…
– Да, дружище, ты выполнил его. Ты – молодец.
Работай сейчас у робота блок ассоциаций, он непременно подобрал бы определение для его состояния, означающее «счастье». Но заряд в аккумуляторах закончился, и серв отключился. Теперь уже навсегда.
Солдат последней войны
Ее вообще много – крови. Она покрывает изувеченные трупы. Чьи они?
Вглядываюсь изо всех сил, но перед глазами какая-то пелена.
Ага… Вон тот, у стены, кажется, Генка. Да, точно. Это он. У него больше нет лица – оно превратилось в мешанину из мяса и сломанных костей. Зато руки все еще сжимают помятую СВД. А снайпер в нашем звене был всего один – Генка Крюков.
Рядом со мной Карл. Он похож на сломанную куклу. Кажется, у него перебит хребет. А где Пашка и Славка? Они погибли чуть раньше… Но когда именно?
Пытаюсь вспомнить, но память укутала все та же мутная пелена. Или во всем виновата эта неестественная, ватная тишина? Она давит на грудь и не дает дышать.
Скосив глаза, я вижу, что куртка на моей груди разорвана. Несколько одинаковых отверстий, покрытых серой, словно поседевшей кровью. Отверстия небольшие и ровные. Такие оставляет пулеметная очередь. Похоже, в меня стреляли. Тогда мне должно быть сейчас чертовски больно, но я не чувствую ничего. Ни боли, ни страха. Только гулкая, сжавшая меня в тиски, тишина. Исчезли и звуки, и запахи. Это хорошо. Спокойно. Хочется закрыть глаза и немного поспать…
Закрываю глаза. Внезапно в мою умиротворенную реальность врывается человек. Он пытается прорваться сквозь окутавший меня молчаливый кокон. Хлопает по щекам, заставляет открыть глаза и что-то орет, но я не слышу звуков.
Человек делает мне укол в шею, зажимает куском ткани пулевые отверстия на моей груди и снова настойчиво твердит одно и то же. Его слова пробиваются сквозь тишину:
– Не отключайся! Слышишь? Не закрывай глаза! Смотри на меня! Смотри! Ты слышишь?
– Да…
– Вот молодец! Говори со мной. Не молчи.
Наверное, начинает действовать укол, потому что на меня внезапно обрушивается боль, а с нею острой волной приходят запахи, краски и звуки. Боль. Она заполняет все тело. Ее много в груди, а еще больше в ногах.
Голени… Они в огне! Как будто их облили бензином и подожгли. Пытаюсь крикнуть, но не могу – нет сил.
Мои страдания вызывают счастливую улыбку на лице неизвестного. Вернее, кажется, я уже видел его, но не могу вспомнить где…
Незнакомец радостно подмигивает мне:
– Раз чувствуешь боль, значит, еще живой. |