– Не убивай, хомо…– блеюще донеслось со стороны толстяка.– Отпусти, а? Зачем я тебе? Мож, че и пригожусь, а?

Дунай продолжил следить за пошатывающимися друзьями, скрывающимися вдалеке. На вопрос раненого ворма отвечать не спешил. Хотя… мало ли?

– И чем ты мне пригодишься?

– Я знаю, где склад маркитантов, да-да, проследил. Не убивай, хомо, расскажу.

Дунай наклонился к постанывающему ворму, прислушался. Покивал головой, поняв, о каком месте тот говорит. Чуть позже он двинулся именно в ту сторону, круто взяв к западу от Кремля. Рейд не должен оказаться напрасным.

Нео стоял, гордо выпятив бочкообразную грудь, и даже отсюда, из укрытия Дуная, казался страшным. Это не странно, ведь мохнатый точно был вожаком немалой стаи. А вожак лохматых и должен внушать страх с ужасом мощью сильных мышц под густой черной шубой. Вот и этот полностью соответствовал всем необходимым требованиям. Надо полагать, избитому до полусмерти соплеменнику, решившему бросить ему вызов, казался еще страшнее. Хотя кто их, нелюдей волосатых, знает? Может, тому, пусть избитому вожаком в кровь, со сломанной лапищей, он виделся по-другому. Нео, чего с них взять? Не жизнь, а одна бессмысленная в своей кровожадности битва. И хорошо, что сильнейшие калечат друг друга, а не лезут на новый приступ кремлевских стен.

Дунай, затаившийся под несколькими кусками рухнувших стен, лежал уже давно. Это он делать умел. Не в смысле, что валяться на боку, нет. Лежать, наблюдать, сливаясь с битыми кирпичами и блоками. Учили пластунов хорошо, заставляли часами не менять положения. Разведчик не должен выдать себя ничем, даже если почесуха вдруг нападет. Или стальная сколопендра, к примеру. Если прицепится зверь крупнее, то придется все-таки двигаться. Какой прок от разведчика, если не сможет вернуться? А Дунай, идущий домой из рейда, вернуться был обязан. Слишком много узнал, чтобы умереть, не добравшись до Кремля.

Вожак так и не стал добивать соплеменника, рявкнул, подзывая кого-то. Голос у него оказался под стать телу – зычный и басовитый. Никак не слабее рыка луженой глотки мастера Устина, ведавшего отрядом пластунов:

– Уберите слабое мясо, а-а-р-г-х. Слабый как хомо, глупый. Эй, Граг!

Темнело на глазах, и новый мохнорылый, возникший у костра, показался черной тенью:

– Я, вождь Хорд!

– Веди ужин, будем есть и потом отдыхать.

Нео, сидевшие у костра, радостно заухали, забили себя мощными ладонями по бедрам. Жрать нео хотят всегда, эту нехитрую мудрость юнаку Дунаю когда-то рассказал калека пластун Любим. Ему, одному из немногих доживших до седых волос пластунов, верили во всем. Шутка ли, дожить до тридцати годков? «Да, юнаки глупыри,– почесывая обрубок правой руки, хмурился Любим,– нео постоянно готовы жрать».

А кроме мяса, мутанты ничего жрать не хотят, потому им, что люди, что крысособаки, что собственные соплеменники,– все едино. Главное – мясо, потому надо делать все, чтобы не почуяли человеческий запах. Дунай и сейчас помнил это, лежа против ветра. И пусть кожа под тонким слоем мази из желчи и половых желез нео жестоко чешется, он готов был терпеть до самого возвращения.

– Вождь Хорд…– Один из нео встал, склонив голову перед вожаком.

– Что, Ург? – грозно рявкнул явно довольный униженностью воина Хорд.

– Мы хотим не только мяса, мы мужчины. Мы воины храброго и щедрого вождя Хорда, вождь даст нам не только мяса глупых женщин хомо.

– У-а-ха-х-а! – захохотал вождь.– А Ург не дурак, Ург знает, что сказать своему вождю.

У костра Дунай заметил какое-то движение. Пригляделся и вздрогнул, понимая, какое зрелище его ждет.