– Согласны? Дядя Эрни может говорить от имени правительства, но мне это не разрешают.
– Какое воздействие окажет заключение этого договора на то, что Нармонов останется у власти?
– Это не моя область деятельности, – убедительно солгал Райан. – Моя точка зрения по этому вопросу личная, а не профессиональная.
– Тогда...
– Тогда спросите кого‑нибудь другого об этом, – предложил Джек. – Спрашивайте меня о действительно важных проблемах, например кого должен взять к себе «Редскинс» в первом драфте;
– Олсона, конечно, трехчетвертного из «Бзйлора», – тут же ответил репортер.
– Мне тоже нравится этот крайний защитник из «Пенсильвания стейт», но, по‑моему, ему еще рано.
– Счастливого пути, – сказал репортер, закрывая блокнот,
– Спасибо, а вам счастливо перезимовать здесь, приятель. – Репортер начал было уходить и вдруг остановился. – Вы не могли бы сказать что‑нибудь, полностью не для печати, по поводу мужа и жены Фоули, которых русские выслали на прошлой...
– Кого? А‑а, тех, кого они обвинили в шпионаже? Не для печати и вы никогда не слышали этого от меня – все это чепуха, от начала и до конца. По всему остальному – без комментариев.
– Ясно. – Репортер ушел улыбаясь.
Джек оказался в одиночестве. Он оглянулся вокруг, пытаясь увидеть Головко, но его нигде не было. Джек почувствовал себя разочарованным. Неважно, враг он или нет, но с ним всегда можно поговорить, и Райан привык получать удовольствие от этих разговоров. В зал вошел министр иностранных дел, затем Нармонов. Все остальное было, как и следовало: скрипичный ансамбль, столы с закусками, расхаживающие по залу официанты, несущие серебряные подносы с водкой, вином и шампанским. Сотрудники Государственного департамента оживленно беседовали со своими коллегами из Министерства иностранных дел, дядя Эрни над чем‑то смеялся со своим партнером по переговорам из русской делегации. Только Джек стоял в одиночестве, и это никуда не годилось, Он подошел к ближайшей группе и остановился поблизости. Никто не обращал на него внимания, и он время от времени посматривал на часы и делал глоток вина.
– Время, – сказал Кларк.
Непросто было даже добраться до этого места. Снаряжение Кларка уже находилось в водонепроницаемой шахте, ведущей из боевой рубки к вершине «паруса» субмарины. На обоих концах шахты были люки, и она была герметичной в отличие от остального «паруса», который заполнялся водой. Один из матросов вызвался отправиться с ним, затем донный люк был закрыт и задраен. Манкузо поднял трубку телефона.
– Проверка связи.
– Слышу вас хорошо, сэр, – ответил Кларк. – Готов и жду команды.
– Не касайтесь люка, пока я не скажу.
– Слушаюсь, капитан. Манкузо обернулся.
– Принимаю командование на себя, – объявил он.
– Капитан принял на себя командование лодкой, – согласился вахтенный офицер.
– Откачать три тысячи фунтов. Я поднимаю лодку со дна. Машинное отделение, приготовиться.
– Слушаюсь. – Офицер, управляющий глубиной погружения. он же чиф лодки, отдал необходимые распоряжения. Электрические насосы, следящие за креном и дифферентом, вытолкнули из цистерн полторы тонны соленой воды, и «Даллас» медленно выровнялся. Манкузо посмотрел по сторонам. Команда находилась на своих постах, как при боевой тревоге. Группа ведения огня наготове. Рамиус стоит рядом со штурманом. Панель управления бортовым вооружением освещена, и у нее расположился обслуживающий персонал. Внизу, в торпедном отсеке, все четыре торпедных аппарата заряжены, а в один из них пущена вода и открыт наружный люк. |