Как и обычно, Михаил Семенович задержался на службе чуть дольше своего начальника. Полковник запер в сейфе свои документы и сдал остальные рассыльному, который отвез их на тележке в секретный отдел, находившийся в нескольких метрах по центральному коридору. При этом рассыльный передал Филитову записку, в которой говорилось, что полковник Бондаренко вылетел в Душанбе рейсом 17.30 Аэрофлота и что его тут же отвезут из аэропорта на объект «Яркая звезда». Филитов решил поощрить Бондаренко и поблагодарить его за проявленную находчивость. Молодой полковник входил в штат Главного инспекционного управления министерства и потому мог отправиться специальным рейсом прямо на военный аэродром Душанбе, однако служба безопасности на «Яркой звезде» несомненно располагала своими людьми на военном аэродроме, и они тут же сообщат на объект о прибытии спецрейса. А поскольку Бондаренко вылетел гражданским рейсом из Москвы, его скорее всего ошибочно примут за того, кем являются полковники в столице, – за мальчика на посылках. Это обстоятельство раздражало Филитова, Человек, который потратил столько сил и добился должности командира полка – а это ключевая должность в каждой армии, – не должен быть на побегушках у своего генерала. Однако Михаил Семенович знал, что именно так обстоит дело в любом военном штабе. По крайней мере Бондаренко представится возможность помериться силами с этими бездельниками в Таджикистане.

Филитов встал и снял с вешалки шинель. Затем, держа портфель в почти бесполезной правой руке, вышел из кабинета. Его секретарь, прапорщик, тут же позвонил вниз, чтобы машину полковника подогнали к подъезду. Когда полковник появился на крыльце, она уже стояла наготове.

Сорок минут спустя Филитов был дома и в домашней одежде. Был включен телевизор, передававший что‑то бессмысленное – по‑видимому, взятое на Западе. Михаил Семенович сидел в одиночестве за кухонным столом. Перед ним, рядом с едой, стояла открытая бутылка водки. Вечерами он ел колбасу с черным хлебом и соленые огурцы – эта пища мало чем отличалась от того, чем он питался со своими людьми на фронте два поколения назад. Он знал, что его желудок лучше справляется с грубой пищей, чем с изысканной гастрономией, – это обстоятельство изрядно озадачило больничный персонал, когда полковник лежал в госпитале с воспалением легких. Выпив водки, он закусил ее огурцом и хлебом с колбасой и через полупрозрачные шторы посмотрел в окно. На улицах Москвы ярко светились фонари и повсюду виднелись бесчисленные желтые прямоугольники квартирных окон.

Ему вспоминались запахи прошлого. Он чувствовал запах доброй русской земли, острый приятный аромат луговой травы вместе с вонью дизельного топлива и всепобеждающий острый запах артиллерийского пороха из танковых пушек, настолько прочно впитывающийся в ткань комбинезона, что не пропадал даже после множества стирок. Для танкиста это были запахи поля битвы, эти запахи и отвратительный смрад горящих танков и сгорающих в них экипажей. Не глядя на стол, он отрезал кусок колбасы и отправил его в рот на острие ножа. Не отрываясь, он смотрел в окно, словно на экран телевизора, и видел огромный далекий горизонт при заходе солнца и столбы дыма, поднимающегося вверх на фоне зеленого и синего, оранжевого и коричневого. Затем он сунул в рот кусок грубого черного хлеба. И тут, как всегда по вечерам перед тем, как полковник Филитов совершал предательство, его окружили призраки прошлого.

– Мы показали им, правда, товарищ капитан? – спросил усталый голос.

– И все‑таки нам придется отступить, ефрейтор, – ответил его собственный голос. – Но мы действительно показали этим ублюдкам, что не стоит связываться с нашими Т‑34. Ты украл буханку хорошего хлеба, ефрейтор.

– Украл? Что вы, товарищ капитан, когда защищаешь этих крестьян, очень хочется есть, верно?

– И не меньше хочется пить? – был следующий вопрос капитана.