Он как-то и подумать не мог, что Зверем его прозвали, руководствуясь совсем другими чувствами. Преимущественно, то была ненависть. Знал бы он…, если бы в тот день Отала объяснила ему, почему так его прозвали юноши, Домен ушёл бы на следующий день, решив, что потерпел полное фиаско и крестьяне от рождения люди неспособные усвоить истины абсолютные для воина.

Однако Отала просто хмыкнула и перешла от пустых слов к более приятным занятиям.

В какой-то момент, обнаружив, что его подопечные уже достаточно сильны и не ударили бы в грязь лицом, окажись они перед вооружёнными девятилетними малышами Тара, Домен, приступил ко второй части своей задачи. Теперь детей не только высмеивали, заставляли наполняться бешенством, били, изматывали так, что к вечеру они падали с ног (по облегчённой программе, более жёстких тренировок они не выдерживали), но ещё и поучали разными мудростями, да вбивали в головы странные для них мысли. Например, Домен часто повторял, что поверженного противника, следует уважать и помнить его имя, если он был смел и дрался достойно. Такая мысль с трудом укладывалась в головах детей. Врага следовало, по их мнению, убить, растоптать и забыть как звали, а тут вон как…, наставник насаждал в них отвращение к пыткам. После одной такой поучительной речи, один из юношей поднялся и с некоторым недоумением сказал.

— Наставник, а как же быть с господарями рыцарственными правителями, что пытают повинившихся? Ведь только так повинившийся поймёт свой проступок и…

— Пф. — Презрительно фыркнул Домен, сидевший на своей кровати перед домом. Дети расселись прямо на земле, полукругом. Других детей рядом не было, как и взрослых рекрутов и прочих — он это место выбрал как раз из-за уединённости. Считай на отшибе Батэла. — Только слабая тупая баба будет видеть в пытках что-то нужное или достойное. Потому что бабе меч не поднять, гы-гы!

Дети переглянулись, поднялся ещё один и рассказал о каком-то господаре, который запытал до смерти море крестьян, но при этом регулярно одерживал громкие победы.

— Он живой? — Не меняясь в лице, спросил Домен.

— В битве с кочевниками его убили…

— Вот. — Домен поднял вверх указательный палец. — Говоришь, громкие победы одерживал? А скольких сильных противников он убил лично, не имея перед собой сотен копий, своих воинов?

Дети пожимали плечами — легендарный господарь, как-то личной силой не особо прославился.

— Но он был полководцем, а не…

— Вести воина в бой, в праве лишь тот, кто достаточно силён и искусен. Предводитель…, то есть полководец, должен быть сильнее и искуснее каждого из своих воинов. — Домен сжал кулак, потряс им. — Если полководец слабая баба, теряет лицо тот воин что идёт за ним.

Не сказать, что они всё понимали из этих речей, но нужное закладывалось, и к концу года, Домен увидел под своим началом целую банду юношей, которые выделялись из толпы рекрутов Батэла. Они изменились. И внешне и внутри. А мысль, что служить слабому воину — великий позор, да и вообще служить — позор, Домен развивал и старался вбить в головы юношей получше. Как и мысль, что воины равны между собой и право выбрать того, за кем они будут идти, их естественное, даже Священное право. Тогда же рыцарь, похожий на купца, начал подмечать, что мечники у него какие-то не такие. Что-то с этими рекрутами было не так, и он никак не мог понять, в чём дело. Первым делом рыцарь заподозрил козни магов и устроил Отале громкий скандал, требуя, что бы она остановила невидимое заклятие другого колдуна или развеяла свои, если это из-за них у него мечники, в каких-то дерзких, злобных, хамоватых варваров превращаются.