— Оставьте его! Расступитесь! — приказал Шарп.

Маратхи усмехались, но ни один из них не тронулся с места. Они ждали развязки, готовые наброситься на жертву после выстрела и изрубить ее на куски.

Мальчишка сделал шаг по направлению к Шарпу.

— Не дури, приятель. — Араб вряд ли понимал английский, но спокойный тон должен был привести его в чувство. Ничего подобного. Рука с пистолетом дрожала, в глазах прыгал страх, но природная дерзость горячила кровь. Бедняга понимал, что умрет, но предпочитал прихватить с собой еще хотя бы одного врага и погибнуть по крайней мере достойно. Опусти пистолет, — негромко добавил Шарп. — Он уже жалел, что вмешался, а не прошел мимо. Доведенный до отчаяния, парнишка мог выстрелить в любой момент, и у прапорщика оставалось только два варианта: отступить и подвергнуться насмешкам со стороны маратхов или остаться и рискнуть жизнью. Он уже видел оставленные шомполом царапины на почерневшем дуле пистолета. — Не будь глупцом. Опусти пистолет. — Никакого эффекта. Шарп понимал, что должен повернуться и бежать, бежать, бежать, но вместо этого сделал еще один шаг. Еще один, и он сможет выбить оружие.

И тут мальчишка выкрикнул что-то на арабском, что-то насчет Аллаха, и потянул спусковой крючок.

Ударник не сработал. На лице мальчишки отразилось недоумение. Он дернул крючок еще раз.

Шарп рассмеялся. Выражение отчаяния было столь красноречиво, столь искренне, что не рассмеяться было невозможно. Казалось, малолетний воин вот-вот расплачется.

Маратх за спиной араба поднял тулвар с явным намерением снести мальчишке голову и закончить затянувшуюся игру, но Шарп шагнул вперед, схватил незадачливого стрелка за руку и дернул к себе. Клинок рассек воздух в дюйме от шеи жертвы.

— Я сказал оставить его в покое! — рявкнул Шарп. — Или хочешь драться со мной?

— Ни у кого из нас, — прозвучал спокойный голос, — нет желания драться с прапорщиком Шарпом.

Шарп обернулся. Говорил один из всадников. Одетый в поношенный, увешанный серебряными цепочками европейский мундир из зеленой ткани, с худощавым, отмеченным шрамом лицом и крючковатым носом, придающим ему некоторое сходство с сэром Артуром Уэлсли, он с улыбкой смотрел на англичанина.

— Сьюд Севаджи!

— Не имел возможности поздравить вас с повышением, — сказал индиец и, наклонившись, протянул Шарпу руку.

Они обменялись рукопожатием.

— Маккандлесс постарался.

Индиец покачал головой.

— Не могу согласиться. Вы его заслужили. — Севаджи махнул рукой своим людям, и когда те отступили, поглядел на мальчишку. — Вы действительно намерены сохранить этому негоднику жизнь?

— А почему бы и нет?

— Тигренок похож на котенка, но однажды он вырастет, превратится в тигра и съест вас.

— Это не котенок, — возразил Шарп, сопровождая свои слова оплеухой — мальчонка не оставлял попыток освободиться.

Севаджи заговорил на арабском, и пленник тут же притих.

— Я сказал, что вы спасли ему жизнь, — объяснил индиец, — и что он отныне принадлежит вам. — Он снова обратился к пленнику, и тот, робко взглянув на англичанина, что-то ответил. — Его зовут Ахмед. Я предупредил, что вы важный английский господин и вольны распоряжаться жизнью и смертью тысяч людей.

— Что? Какой еще господин?

Севаджи улыбнулся.