– А, ну да, вы с пополнением занимались. – Я вижу, что Николаич недоволен. Неисполнение приказа с отговорками из-за еды… Кондратий для любого командира. Помнится, такое себе позволил личный водитель командира одной дивизии… И тут же попал в пехоту… Но я-то не водитель. А вот Николаич вполне мог быть раньше и комдивом, чем перестроечные черти не шутили.

Жрем мы втроем с Андреем и Демидовым. Остальные наелись и сидят смотрят. Смотрите, смотрите – мне это по барабану. Как говорил мой друг: «Когда я ем – я глух и нем, хитер и быстр, и дьявольски умен!»

Впрочем, надо и честь знать, хотя тушеная говядина Валентине удалась прекрасно. Тем более когда еще так получится – за столиком со скатертью, в безопасном месте… Пирожки… Пицца… Кофе, правда, дерьмовый, это не заметить трудно.

С грустью покидаю еще не доеденные яства, понимая, что парочка неминуемо «бергинизирует» оставшееся. Был у нас студент по фамилии Берг. Если он попадал за стол, то не вставал, пока на столе еще оставалось хоть что-то съедобное. Методическое и полное истребление провизии у нас на курсе так и называли – «бергинизация»…

Из окна хорошо виден двор детсадика. К моему удивлению, детишек в поле зрения всего трое. Нет, еще двое в дальнем от нас углу – просто они перемазались в грязи, за кустами видно плохо. Рядом с детсадиком полно сирени: когда цветет, вид совершенно фантастический и запах – мы все сидели с открытыми окнами и наслаждались. Сейчас кусты голые, но сквозь них видно не очень хорошо.

Вот взрослых куда больше: и дедок чертов стоит, синеет бахилами, и добрый десяток таких же, как он, правда измазанных в грязи и крови, – пасутся у забора и под нашим окном поликлиники. Видно, когда дамы ночью перекликались, на шум пришли. И машин добавилось – три «дамские» и явный джип, как положено – черного цвета. Не разбираюсь я в этих марках, но вроде бы «ровер».

Окно напротив, на втором этаже, привлекает внимание – с него свисает болтающаяся на ветру яркая тряпка и на стекле лист белой бумаги с надписями, но мелковато написано. Словно в ответ на открывание нашего окна то окно тоже открывается, и толстая тетка начинает отчаянно махать этой тряпкой. Хорошо еще, что не орет. В ответ машем руками.

– Давай, Ильяс, зачищай.

Ильяс пристраивается поудобнее на подоконнике и начинает отщелкивать – буквально отщелкивать, потому как выстрелы негромкие, – стоящих внизу зомби.

По сравнению с ним винтовка выглядит игрушечной, но я четко вижу, что мягкой пульки 5,6 мм вполне достаточно. Бывшие люди внизу один за другим валятся как тряпичные – словно кто-то выдернул вмиг из них стержень. Отрабатывает Ильяс быстро и аккуратно. Ну да, это было как в тире – и мишени практически неподвижны.

– Извини, Николаич, по детям не могу.

– Передай винт доктору. Доктор, придется вам зачистку закончить.

Кровью, что ли, вяжут. Или не могут и впрямь? А я такой весь из себя гнусный палач, детоубийца и пр. и тр.?

– А вам самим вроде невместно? Все равно если уж вдруг все образуется, то Ильяс за сегодня на пожизненное намолотил.

– Нет, просто у вас подготовка соответственная. Если бы понадобилось мне ампутацию ноги делать, я бы вас также попросил, а не сам взялся.

В этом есть некоторый смысл. Принимаю винтовку. Не упокоим этих троих, не спасем тех пятерых. Не спасем, будем себя чувствовать мерзко. А нам и так невесело, если честно.

– К слову, что это Андрей так от яблочного сока подпрыгнул?

Николаич хмыкает:

– В первую чеченскую их команда базировалась на побитом консервном заводе.