– Открыть? – спросил он.

– Открывай уж, закончили, – распорядилась Ольга Леонардовна и встала.

Ее сотрудники с нетерпением ждали, когда она покинет помещение, чтобы в очередной раз обсудить несносный характер своей работодательницы. Но дать волю своему злословию они не успели: в помещение ворвался человечек, похожий на лягушку, в клетчатом пальто и котелке. Из-под пальто виднелись короткие, кривые в коленках, кавалерийские ноги.

– Стойте, стойте, неужели я опоздал? – закричал он с порога.

– А вы разве не имеете часов, господин Братыкин? – осведомилась Ольга. – Совещание закончилось.

Она двинулась к дверям, чтобы уединиться на своей половине. Но клетчатый кавалерист попятился и загородил дверной проем.

– Простите ради Бога, Ольга Леонардовна! Но охотничий азарт в нашем деле неистребим. Опоздал, каюсь, но принес вам такое, что вы меня простите, Богом клянусь! А ведь мог бы…

– Что? – Ольга топнула ногой. – Что вы могли? Принести вашу чушь в другое издание?

– Нет, нет и нет, – стал отпираться Братыкин. – Только «Флирту», и больше никому. Снимочек золотой, клянусь Богом! И сделал я его на Куликовом поле!

– Никак любовное письмо от Дмитрия Донского нашли? – злобно фыркнула Аля.

– Хуже! – Братыкин подпрыгнул на месте. – Нет! То есть лучше! Обнаженный труп молодой женщины, а на груди ее фанерная дощечка с надписью: «Эльза, вот до чего доводит флирт!».

Самсон, всмотревшись в снимок, стоял ни жив ни мертв. Он еще не видел в своей жизни мертвых женских тел и потому не знал: остаются ли мертвые тела такими же, как и при жизни. Расплывчатое тело могло быть его Эльзой, а могло и не быть. Четче всего получилась фанерная дощечка с надписью, где присутствовало заветное имя. Он не знал, хочет ли убедиться в том, что его возлюбленная и тайная жена мертва…

– А что, если я по материалам дознания напишу «исповедь погибшей души»? – с горячностью воскликнул Фалалей. – Я чувствую, здесь есть подлинная трагедия любви, измены, страсти…

– Попробуй, – с сомнением в голосе согласилась Ольга. – А вы все держите рот на замке. Надпись двусмысленная, как бы не обернулась против журнала. К слову сказать, как вы, господин Братыкин, очутились на Куликовом поле?

– О, это неважно, – фотограф стушевался, – игра случая, фортуна, так сказать…

Но Ольга уже его не слушала, она величественно удалялась в свои покои, а за ней следовал печальный господин Либид. Только он, только он понял бурю чувств, охватившую бедное сердечко юного Самсона: проходя мимо своего протеже, Эдмунд Федорович легонько потрепал его по плечу.

– Уединилась со своим любимчиком, – плотоядно причмокнул Сыромясов, когда парочка скрылась.

– Нет, вы только подумайте, она нас шантажировала! – оскорблено закатил глаза Синеоков, шествуя за толстым обозревателем мод к Даниле, занявшему свой пост у столика в коридоре. – И как же мы должны беречь ее Эдмунда?

– Нам придется установить очередность в слежке за ним, – предложил вполголоса Платонов, – иначе на всех нас падет подозрение. Сегодня могу его взять под опеку я, а завтра Сыромясов, послезавтра еще Синеоков. И Мурычу сообщим. А там и Черепанов освободится.

– Вот еще! Мне некогда бегать по городу за Эдмундом, – проворчал господин Лиркин, последним забирая свое пальтецо и шапку с вешалки.