– Какое милое создание! – Эдмунд улыбнулся, взял конфету и подал девочке коробку с печеньем. – Вы, мадемуазель, нас вовсе не беспокоите.

Девочка отступила назад и обратилась к Самсону:

– Сударь, ма тант Натали просила сказать вам, что в купе ожидает контролер, проверяющий билеты.

– Иду. – Самсон нехотя поднялся. – Дорогой Эдмунд, я скоро вернусь, если вы не возражаете.

– Буду ждать с нетерпением. – Господин Либид вручил юному попутчику исписанную визитку.

Самсон вышел следом за Ксенией и, слегка пошатываясь, направился к своему купе.

Он искренне собирался вернуться и продолжить знакомство с приятным петербуржцем. Но судьба распорядилась иначе. Пока он беседовал с контролером и потом отвечал на вопросы Натальи Аполлоновны, коньяк сделал свое гнусное дело. Неосмотрительно опустив веки, Самсон провалился в глубокий сон, из которого его с трудом вывели попутчицы только тогда, когда поезд уже стоял у перрона Николаевского вокзала.

Солидный господин в бобровой шапке и пальто с бобровым воротником вторгся в купе, ставшее сразу же тесным и маленьким. Он расцеловал попутчиц Самсона, и по его знаку носильщики занялись багажом. Наталья Аполлоновна представила господину Горбатову милого юношу, с которым они коротали дорогу. Счастливый воссоединением с семейством господин Горбатов не придал значения легкому коньячному запаху, тепло приветствовал Самсона, и они все вместе устремились из душного вагона на улицу. На перроне их окутал сырой, холодный воздух: он затруднял дыхание, щекотал ноздри и горло, проникал под одежду. Многолюдная толпа, из которой выскакивали бойкие носильщики, предлагая свои услуги, беспокойным потоком текла в голову состава, туда, где темной глыбой высилось вокзальное здание.

На Знаменской площади Самсона охватил восторг: за коренастой раскидистой церковью, в перспективе Невского, освещенного множеством фонарей и рекламных огней, виднелись дворцы и многоэтажные здания, по мостовой беспрерывно двигались разномастные экипажи и сани, переполненные омнибусы и вагоны конок, а по тротуарам, и даже по мостовой, сновали бесчисленные пешеходы…

Господин Горбатов усадил в экипаж супругу и ребенка, пожал руку Самсону и, попрощавшись, пригласил навещать. Солидный статский советник легко взобрался по ступеньке в санки и уселся спиной к бородатому вознице. Извозчик натянул поводья, взмахнул кнутом – и в этот самый момент раздался оглушительный хлопок. Человек на козлах тут же покачнулся, нелепо вскинул руки в толстых рукавицах и замертво опрокинулся на своих пассажиров. Женский визг и свистки служителей закона заполнили привокзальную площадь.

Самсон перевел растерянный взгляд правее и едва не потерял сознание: в саночках, рассчитанных на одного человека, отъезжала от вокзала дама в серебристо-серой шиншилле и шляпке с густой вуалью.

– Это она! – закричал Самсон. – Это она! Эльза! Эльза!

Но прекрасная незнакомка не расслышала его отчаянных криков и исчезла за поворотом на Невский.

Помощник пристава Серпентиди никак не мог взять в толк, кому понадобилось лишать извозчика жизни. Он склонялся к тому, что убийца, возможно, целил в кого-то из супругов Горбатовых, но промахнулся. Развивать эту тему он не стал – больно уж грозен и сердит был статский советник, – а осмелился задать лишь формальный вопрос: имелись ли у Горбатовых в Петербурге враги? Оказалось, что злосчастные седоки, свидетели убийства, в недавнем прошлом томичи, и обзавестись в столице врагами, готовыми на грех смертоубийства, никак не могли.

В сопровождении курьера пострадавшие Горбатовы были отправлены на дежурном извозчике домой, а Самсон усажен в неудобные санки с низкой спинкой: он решил ехать по адресу, который значился на обратной стороне визитки господина Эдмунда Либида.