Он еще сдерживался, но злость росла. Непонятны эти люди, непонятны - ну ясно, не хочет он прогибаться, но ведь это жизнь! Из-за каких-то слов свою жизнь отдавать…
— Убивай, - согласился Квиринус.
Он опустил глаза, чтобы скрыть то странное, что творилось в душе - а в душе все нарастала радость, и теперь он понял, что это такое - когда в сердце поет ангельский хор. Тот свет, который некогда хлынул сквозь прорванный купол собора в Медиолане, тот свет теперь был совсем близко, и одного хотелось - на колени, и петь, петь гимны, не вытирая счастливых слез. Квиринус едва сдерживал рвущуюся улыбку - совсем уж глупо это будет выглядеть… Да, подумал он, конечно, вряд ли они убьют меня быстро. Но какая разница, еще немного, и наконец-то все кончится, все, навсегда, и я буду рядом с тобой, Господи! Спасибо Тебе, чего же еще может быть лучше, чем такая смерть! Конечно, хотелось поработать еще, пожить, побольше людей обратить, укрепить общину, однако, если на то воля Твоя…
…Так было, кажется, вечность назад - он был еще совсем молодым центурионом, и стоял в передней шеренге в ряду легионеров, прикрывшись щитом, и щиты сверкали на солнце. Безжалостное солнце било в лицо, сжигало задубевшую кожу, отражаясь, полыхало в щитах, в доспехах, и сиял на солнце орел легиона, вознесенный над головами, и рядом значок с изображением льва. Готские лучники вяло постреливали, и временами пытались брать их на крепость - шли на приступ, копья звенели о щиты, стрелы со свистом резали воздух.
Но очень, очень трудно, почти невозможно - прорвать такую вот стену щитов.
Левый фланг занимала когорта, которой и командовал тогда Квиринус, и было в ней множество рыжих и белобрысых аламаннов, преимущественно из букинобантов, и лучший его друг, Лойтари, тоже стоял рядом тогда…
Лойтари - огненно-рыжий и бородатый варвар, в одной из стычек Квиринуса стрела поразила в шею, и вытащил легионер своего командира с поля боя…
Каково это - быть частью стены? Стоять, закрываясь щитом, обливаясь потом под тяжелой, прошитой железом лорикой, под шлемом, слушая свист стрел, видя где-то там, в туманном мареве смутные силуэты врагов - варвары прятались от стрел в кустарниках. Так стояли они час, и два, и три, и солнце давно перевалило за полдень, а они все еще стояли, не двигаясь с места, и справа от Квиринуса упал легионер, не успел прикрыть лицо. И слева в ряду кто-то упал, зазевавшись, пропустив стрелу, и тотчас на его месте снова сомкнулись щиты - сплошной стеной. Временами дротики и стрелы начинали лететь тучами. Временами стояли спокойно, и тогда надо было только прислушиваться к гудению затекших ног, ловить ртом душный невыносимо горячий воздух, и думать, думать, когда же это все в итоге кончится - хоть чем, хотя бы и смертью…
В той битве погиб Лойтари, и Квиринус никогда уже не мог совсем, до конца забыть огненно-рыжего варвара, с которым сумел сдружиться - может, потому и решился идти проповедовать его единоплеменникам.
Так было и теперь - больно, невыносимо трудно, но это надо было просто перетерпеть, переждать, и это кончится. Квиринуса привязывали к перекладинам косого креста. Он уже понял, что будут с ним делать, и страх шевельнулся в душе, но радость - радость была еще так велика, что страх улетучился мигом. Его уже основательно избили, руки тех, кто его привязывал, и даже лица их были уже перемазаны его кровью. Но радость была такой, что Квиринус вытерпел бичевание, ни разу не охнув. Словно ангелы держали его в руках, и принимали на себя половину того, что ему доставалось. И в третий раз Квиринуса спросили, и снова он сказал, что да, все же нельзя говорить неправду, а истина в том, что Иисус Христос - Сын Божий и Бог, творец Земли и Неба. И тогда встал над ним дюжий дружинник Рандо и размахнувшись дубиной, ударил его по предплечью, переломив кость. Квиринус ожидал удара, и если и вскрикнул, то очень тихо, просто звук выскочил из груди сквозь сжатые зубы. |