Полипов живо представил себе литые кулаки Кныша. Бритвенное лезвие, зажатое между пальцами. И еще представил себя, больного, с лицом, исполосованным бритвой, обезображенного жестокими побоями. Он стоял у метро и совал рекламные листовки в руки прохожих, люди шарахались по сторонам, брезгливо морщились и отводили взгляды. Жить дальше почему-то расхотелось.

– Ну, мыслитель? – поторопил следователь. – Чего надумал?

Елена Панова ушла с работы без четверти шесть вечера, по словам шеф-редактора она отправилась на встречу с каким-то летчиком инструктором, свидание назначили на один из подмосковных аэродромов, где его подчиненная проходит обучение в летной школе «Крылья». Ушлая соседка по площадке видела Панову вчерашним вечером, когда та ненадолго заскочила в квартиру, что в районе Парка Горького. А потом села в родстер БМВ и куда-то укатила. Очень спешила, видно, к мужику опаздывала.

Жуков с водителем отправились на аэродром, там их ждал сюрприз: родстер БМВ, на котором ездит Панова, стоит на автомобильной парковке у внешней стороны забора. Дежурные охранники, сверившись с журналом, заявили, что Елена, предъявив временный пропуск, зашла на территорию в двадцать два часа пятнадцать минут. Обратно не выходила, на аэродроме ее тоже никто не видел. Девяткин задал Жукову несколько наводящих вопросов и не получил толковых ответов: времени, чтобы собрать всю информацию о ночных похождениях Пановой, у лейтенанта было немного.

– Черт, – сказал Девяткин. – Только этого геморроя не хватало. Черт бы вас всех…

Он отпустил оперативника, решив, что важные свидетели по делу об убийстве просто так, ни с того, ни с сего, не исчезают. А если уж исчезают, то надолго, бывает, что и навсегда.

Девяткин составил в уме короткий план дальнейших действий. Сейчас нужно спуститься в комнату для допросов в цокольном этаже, подшить к делу бумаги, Полипов наверняка закончил свой чистосердечный опус. Затем через контролеров следует вытащить из камеры оперативника старшего лейтенанта Лебедева, тяжеловеса, призера всех ведомственных соревнований по вольной борьбе, чемпиона Москвы и области. Ему наверняка осточертело четвертый день изображать себя отморозка и беспредельщика Кныша. Пусть отправляется домой и смоет с себя тюремную пыль. Впрочем, Лебедев спит на нарах, отбивал кулаки и мочалил Полипова не за спасибо, старлею нужны лишние дни к отпуску. И он их честно заработал.

А вот Девяткину придется ехать на аэродром и выяснять все обстоятельства исчезновения свидетеля. Похоже, что дело об убийстве поэтессы оказалось не простым, как молоток. Скорее всего, одной смертью тут не обойдется.

– Все начинается с любви, – сказал Девяткин и, сунув пистолет в подплечную кобуру, поднялся из-за стола. – А кончается дерьмом…

Но до морского побережья еще пилить и пилить. Если самолет сильно отклонился от курса и не выходит на связь с землей, но, несмотря на все ухищрения пилота, не пропал из поля зрения радиолокаторов, с военного аэродрома под Саратовом в воздух поднимут пару перехватчиков. Тобаго заставят сесть, первым делом следователи военной прокуратуры или ФСБ обыщут самолет. Они найдут на борту ящики с тротилом фабричного изготовления, огнепроводный шнур, взрыватели, нарезное и гладкоствольное оружие, патроны, несколько гранат Ф-1. Целый арсенал.

Найми хоть дюжину самых именитых адвокатов, только попусту изведешь деньги, но от тюрьмы не отмажешься. Заседатели даже года не скостят, а прокурор подберет такие долгоиграющие статьи, что воздуха свободы глотнешь лет через пятнадцать, не раньше. А из этой дамочки Пановой получится отличный свидетель обвинения. Она с большим удовольствие утопит в дерьме Зубова и Суханова. А потом пойдет со своим хахалем в кабак. Пить французское шампанское за то, чтобы они заживо сгнили на зоне строгого режима где-нибудь под Салехардом.