— Фигней всякой маюсь. Якобы девчонка одна пропала.
— Якобы? А кто?
— Лерка Размятникова, местная юная… ммм… как бы поприличнее выразиться…
— Не надо, я понял. Да ты садись! Пивка?
— А — выпью! — умостившись на сиденье рядом с водителем, младший лейтенант снял фуражку и устало вытер выступивший на лбу пот. Жарило сегодня прямо с утра, и духота такая кругом расстилалась… к хорошей грозе, верно.
— Понимаешь, Михаил, — как всегда, когда волновался, участковый незаметно для себя переходил на «ты». — Я-то в отгулах должен был быть — уже с друзьями договорились в один бар забуриться, да потом в Струги, в баньку съездить… Только собрался, и тут — на тебе, начальство вызывает!
— Бывает, — понимающе кивнул Миша. — Ваше дело такое — служебное. Да ты пей, пей…
— Спасибо… уфф… Холодненькое!
— Так что Лерка-то?
— Да ничего! — младший лейтенант поморщился, словно от зубной боли. — Пропала, дескать — тетка в отделение позвонила, мол, как в субботу на танцы ушла, так и в воскресенье целый день не было… подумаешь! Трех суток еще не прошло, а начальство погнало — посмотри, мол, чего там да как… У нас, видишь, серия изнасилований, как раз вот в сельских клубах, после танцев… Вот и Лерку, может… Хотя — она сама кого хочешь изнасилует!
— Да-а, — Ратников покачал головой и откупорил очередную бутылку. — А сколько ж ей лет, этой Лерке?
— Пятнадцать, кажется… или вот-вот будет. Ты, Михаил, на возраст ее не смотри — со столбами разве еще только не перетрахалась, извиняюсь за грубое слово.
— Гулящая, что ли?
— Не то слово! Причем знаешь — избирательно, не со всем и не с каждым. А только, как она говорит, — с тем, кто понравился и почти по любви! — На этих словах участковый неожиданно покраснел и замолк. Правда, ненадолго. — Она ведь как бы и не деревенская, городская… не поверишь — из Питера!
— Да ну? — удивился Михаил. — Землячка, значит.
— Почти. Бабка у нее в Питере жила, в коммуналке, а мать здешняя, пьянь — клейма ставить негде! — вот бабка-то внучку и забрала, в гимназию какую-то крутую пристроила, с французским уклоном… да года полтора назад померла. Комнатуху соседи прихватили — уж не знаю, как — да Лерка там и прописана не была, не успела бабка. Увы! Побарахталась девчонка в Питере — да сюда. Не к матери-пьяни — у той каждый день шалман — к тетке. Та тоже, конечно, не ангел, но ничего — племянницу кормила, правда поругивала, соседи говорят — скандалили они часто. Да Лерку-то ругать было за что!
— Я так полагаю, на такую красивую девку многие западали, — задумчиво произнес Ратников. — И те, кому она, грубо говоря, не дала, могли запросто ее… тем более, что другим-то она как раз давала, о чем весь поселок уж наверняка знал.
— Да знали… Вот и я о том же подумал! Из особо подозрительных к Лерке двое клеились — Эдик «Узбек» и Колька Карякин. Карякин — местный — тот еще урод, с зоны недавно откинувшийся, ну и Узбек — тоже себе на уме, семейку их здесь очень не жалуют, жлобами кличут.
— Это ты про Кумовкиных, переселенцев? — на всякий случай уточнил Михаил.
— Про них.
— А мне так кажется, зря их не любят — завидуют просто, вон какую домину выстроили. И непьющие все, работают с утра до зари. |