— Так и ты не местный! — хохотнул младший лейтенант. — Однако ж тебя жлобом не зовут?

— Потому что в магазине местным работу дал…

— Правильно! И продавцы твои в долг запросто отпускают. А у Кумовкиных — снега зимой не выпросишь. Вот и говорят — жлобы.

— Еще? — Миша достал с заднего сиденья бутылку.

— Нет, спасибо, — участковый отрицательно качнул головой. — Пойду.

— Ну, как знаешь. А что про Максика Гордеева не говоришь? Он ведь тоже — Леркин воздыхатель. И, я полагаю, неудовлетворенный. Кстати, чем ей Карякин с Узбеком не нравились?

— Карякин — потому что сидел, да и вообще, в поселке говорят — злой он. А Эдик Узбек — жлоб, Лерка таких ненавидела. — Младший лейтенант вылез из машины и обернулся. — Что ж до Максика, так он же ребенок еще, таких целая куча за Леркой таскались. Парни хорошие, безобидные… как вот и Максик. Она, Лерка-то, среди них, как королева — принеси-подай. Ладно, пойду к матери ее прогуляюсь… наверное, похмелилась уже.

— Слышь, Димыч, ты это, в баньку-то заходи или так, в гости… Да, и если съездить сегодня куда надо — я пока в поселке.

Максик Гордеев уже завтра должен бы вернуться. Вот и спросить — про браслетик: откуда взял? А Лерка… правда, может, ничего с ней такого и не случилось — просто загуляла девка, видно снял кто-то — кто понравился. И, если бы не случаи изнасилования, никто бы сюда участкового по такому поводу не погнал. Да и сейчас — так просто пригнали, на всякий случай. Вдруг да чего?

Размышляя, Ратников вдруг с удивлением обнаружил, что только что купленное пиво — кончилось, и очень быстро. Ну да, ведь еще и участкового угощал, вот и…

Хлопнув дверью, Михаил зашел в магазин… где, как всегда, уже гомонила очередь. Обсуждали как раз участкового.

— Ишь, — размахивал руками старик Пантелеич. — Лерку-поблядушку ищут! Милиции больше заняться нечем, нет что ворюг огородных ловить…

— Так, так, Пантелеич, — одобрительно кивали поселковые бабки. — Лерка эта, та еще курвища — а одета-то как, прости Господи? Пуп голый, юбка — по самое некуда. Срам один!

— Да все они сейчас так одеваются, — здороваясь, хохотнул Миша. — Мода такая, молодежная.

— Бляжья, а не молодежна! У тебя, вон, жена тоже молода — а этак не ходит! Совесть, значит, да стыд есть.

— Сергеич, а ты пленку-то в магазин завез? Обещал ить.

— Какую пленку, баба Зина?

— Так парниковую. Мою-то какие-то ироды изорвали. Участковому жалилась — да тот только рукой машет, мол, и других дел полно.

— Лерку эту искать. А чего ее искать-то? Сама объявится.

— И то верно.

— Колька Карякин, грят, на эту девку глаз положил… И не стыдно? Женатый-то человек!

— Дак это, может, она его приваживает. Сука!

— И Эдик Узбек, жлобина… внук говорит — так в клубе к ней и цеплялся, ну, к Лерке-то.

— Как матушка — такая и дочка!

— Да уж, яблочко от яблоньки недалеко…

— Они, Узбеки эти, на все способны…

— Да и Колька парень не сахар…

— Сергеич, так ты привези пленку-то…

— А? Ах, да… Уже привез, баба Зина. Можешь идти покупать.

— Ай! Вот молодец, вот и славно.

— А Лерка-то все по танцулькам, по танцулькам… вот и допрыгалась!

— Да все они по танцулькам…

— Вот в наше-то время хоть танцы были, так танцы… а счас что? Трясенье одно, скажи, Пантелеич?

— Верно, верно, бывали ране дела.