– «Але, Капитан!» – донеслось до меня. – «Шо хотел этот брат милосердия?»

Я хмыкнул:

– «Держись крепче. Главный врач велел выяснить, с него бы это вдруг в Новгороде начали скупать корабли и не собирается ли наш былинный герой идти войной на Ливонию».

– «Не понял. С какого бодуна?» – возмутился Лис. – «Что, в Новгороде уже и пару кораблей продать нельзя?»

– «Продавать можно. Их тут каждый день продают‑покупают. А вот „утка“ насчет резкого увеличения флота Ганзы под муромским соусом – это уже был некоторый перебор».

– «Кто бы мог подумать, что у местной публики столь нежные желудки?» – попытался оправдаться Лис.

– «Да нет, с желудками у них все в порядке. Они просто думают в заранее заданном направлении. Посуди сам: у Ганзейского союза сейчас практически полная монополия на торговлю в Балтийском и Северном морях. Их в этом деле поддерживает Тевтонский рыцарский орден, получающий свой процент за охрану и осуществляющий связь между Ганзой и императором Священной Римской империи. Кстати, политика оного весьма во многом направлена на защиту Ганзейского союза. Теперь Ганза вложила, насколько я понимаю, немалые деньги в революцию на Руси. Как мы уже видели, в этом деле на паях участвуют и Господин Великий Новгород, интересы которого во многом совпадают с Ганзой. Но не совсем».

– «Что ты имеешь в виду?» – серьезно отозвался Лис, выслушивая мои тезисы к будущему докладу.

– «С недавних пор у Новгорода появился весьма опасный конкурент – Ливонский рыцарский орден. Принадлежащие ему порты Ревель и Рига значительно более удобные для морской торговли, чем изрядно отстоящий от побережья Новгород. Конечно, Ганза заинтересована подчинить эти земли своему влиянию, но, видимо, этот вопрос для них не первоочередной. А быть может, ганзейцы планируют его решить при помощи Тевтонского ордена. Здесь пока информации ноль, но ясно другое: массовая скупка кораблей – а я так понимаю, что большую их часть скупили новгородцы, – в глазах Ганзы означает только одно – минируемый Муромцем поход на Ливонию. То есть смена Володимиром Ильичем, так сказать, своих хозяев».

– «М‑да, дела! Ты думаешь, он запродался немцам?»

– «Если б все было так просто», – вздохнул я. – «Если бы Муромец, как ты говоришь, запродался, вряд ли Штолль нанял бы меня за ним надзирать».

– «Ага, а за тобой он приставил надзирать Кнута, а за ним еще кого‑то, и так до бесконечности. Ты же знаешь, торговый люд сидит на бабках, значит, всем верит и никому не доверяет».

– «Во всяком случае, пока мы не узнаем, что творится в голове у Муромца, с докладом спешить нельзя».

– «Нельзя‑нельзя! А ты тогда чего здесь разлегся?! Нашел время помирать! На Гаваях кофе стынет!»

Конный вестовой, пролетая вдоль колонны, притормозил скакуна возле моего друга, не давая ему развить свою мысль по поводу горящего отпуска и отлынивания начальства от выполнения возложенных задач.

– Ты будешь Лис Венедин? – поинтересовался всадник.

– С утра, во всяком случае, был, – отозвался командир венедских лучников.

– Муромец к себе кличет. Разговор у него есть.

* * *

Муромец поджидал моего напарника, восседая на спине огромного фризландского жеребца, мохноногого, длинногривого, топчущего землю копытами величиной с обеденную тарелку.