Мы с Венедином сидели у костра, подбрасывая в огонь ветки и негромко переговариваясь.

– Скажи‑ка, дядя, – тихо спросил Лис, – сколько, по твоим прикидкам, мы должны еще торчать на моей исторической родине, собирая ягоду‑малину для институтского пирога?

– Все зависит от того, на какой уровень информации рассчитывает наше начальство. – Я пожал плечами, продвигая в глубь огня толстую ветку, уже изрядно обуглившуюся на конце. – Ты ж понимаешь, чем полнее будет наш доклад…

– Я понимаю, что для полноты доклада надо пристроиться к Муромцу летописцем. Прямо сказать, я к этому не готов. Уж извини, почерком не вышел. Если командованию нужна установочная информация, значит, сюда хотят посадить стационарного агента. Очень надеюсь, что не нас с тобой. Хотя если вы с присущей вам, милорд, упертостью соберетесь распутать вес узлы местной политики, то наши шансы зависнуть здесь до скончания времен растут, шо цены на нефть. Поверь своему старому боевому товарищу: того, что мы уже нарыли, вполне хватит и на доклад, и на то, чтобы ответить на возникшие у начальства вопросы.

– Хорошо. Какие будут предложения?

– Шо я предлагаю? – Лис поднес к губам сухую лепешку, уснащенную тонкими кусками мяса, целый день просаливавшегося под седлом боевого коня.

– Я предлагаю сворачивать наши научные изыскания, и как только Муромец укрепится – а я думаю, укрепится он очень скоро, – рвать когти в Хорезм. Наверняка он пошлет туда посольство, даром, что ли, Ганза в него деньги вкладывает.

Я приготовился было что‑то ответить ему, но не успел.

– Э‑э‑э! Ты куда?! – завопил Лис, подскакивая, едва не споткнувшись о положенное у костра бревно. – Вальдар, скорее, он уходит!

Я развернулся на месте, пытаясь разглядеть, что происходит. Один из моих кнехтов, в оцепенении опустив руки и уронив копье на траву, сомнамбулически передвигая ногами, уходил в лесную чащу.

– А ну стой! – заорал что есть мочи Лис и вдруг осекся. – Вальдар, еще один!

Я перевел глаза туда, где дотоле стоял наш второй часовой. Руки, словно плети, висели у него вдоль туловища, сброшенный с плеча высокий варяжский щит лежал поодаль, копье волочилось вслед за ним по земле. Бравый вояка брел вперед, не разбирая дороги, не обращая внимания на ветки деревьев, хлещущие по лицу, узловатые корневища, прячущиеся в густой траве, да и на сами деревья, преграждавшие ему путь. Он брел, не видя ничего, не слыша окрика, все дальше и дальше в глушь леса.

Вот пальцы его разжались, и он выронил копье. Звук этот, почти неслышный в обычное время, колоколом прозвучал для меня сейчас, выводя из тяжкого оцепенения. Я увидел, как Лис длинными прыжками нагнал первого часового и, ухватив его за плащ, повалил на землю. Воин не сопротивлялся, он лишь пытался встать, снедаемый, казалось, единым желанием продолжать свой безмолвный путь в лесную чашу.

Разбуженные Лисовскими криками, к нам на помощь бежали венедские лучники из ближних шатров и пара моих кнехтов от конского выгона. Я бросился вслед второму часовому, крича что‑то очень громкое и понимая, что это бесполезно. Догнать несчастного стражника не составило труда. Я знал его уже более полугода. За это время храбрый и сильный дан, с улыбкой ходивший в атаку и проливающий слезы лишь над тяжкими судьбами героев Лисовских баллад, ни разу не подвел меня. Теперь же могучий воин смотрел абсолютно пустыми глазами и, едва трепыхаясь, словно ватная кукла на ветру, пытался вырваться из державших его рук.

Подбежавшие кнехты живо скрутили беднягу длинными кожаными ремешками, приготовленными для ожидаемого полона. Он не сопротивлялся, не размыкал уст, чтоб сказать хоть слово, лишь смотрел немигающим взглядом в сторону леса, пытаясь если не идти, то хоть ползти все дальше от костров стоянки.