— Что-то не так? — спросил Эштон.

— Я… да ничего, — ответила Патриция, чувствуя, как бешено колотится сердце. — Показалось, что через двор олень пробежал… Нервная я стала, мерещится всякое.

— Я ничего не вижу.

— Там и нет уже никого. — Померещилось ли? Гостя пугать неохота. К тому же двери и окна заперты.

— Дорогой, — позвала Патриция, проходя в кабинет мужа. — Пришел Грег.

— О, как раз вовремя.

Мужчины пожали друг другу руки.

Патриция сказала:

— Грег говорит, что ничего не хочет. А тебе, дорогой, принести чего-нибудь?

— Мне тоже ничего не надо. Если еще хоть каплю чаю выпью — буду беседовать с Грегом из туалета.

— Ладно, оставляю вас, мальчики. Пойду паковать вещи.

Сердце Патриции обливалось кровью от одной мысли о переезде. Хорошо хоть сыновья радуются новым впечатлениям.

— Погоди, Пэт. Минутку, — вспомнил Эштон. — Хочу записать на видео, как Джим вывешивает на сайте статью. Надо бы и тебя заснять.

Эштон открыл портфель.

— Меня? — ахнула Патриция. — Ой, не надо. У меня на голове бардак, я не накрашена…

— Выглядишь просто потрясающе, — заверил хозяйку Эштон. — Самое главное — я снимаю сюжет про блоги. Важна аутентичность. У меня таких сюжетов десятки, и я ни одной из героинь не позволил даже губы накрасить.

— Надо подумать, — ответила Патриция, не в силах выбросить из головы мысли о движении на заднем дворе. Надо предупредить помощника шерифа…

Эштон тем временем рассмеялся.

— Будет тебе, Пэт. Я снимаю на веб-камеру, у нее среднее разрешение. — Он достал из портфеля миниатюрную вебку.

— Только не спрашивайте ни о чем, ладно? — При одной мысли, сколько подписчиков у Эштона, Патрицию охватила паника. — Я нужных слов не найду.

— Много говорить не надо. Просто скажешь, каково это — быть женой блогера.

Джеймс Чилтон рассмеялся:

— Тогда короткой речи не жди!

— Дублей сделаем сколько пожелаете. — Эштон установил в углу штатив-треногу с камерой.

Джим начал прибираться у себя на рабочем столе, и тогда Эштон, улыбаясь, погрозил ему пальцем.

— Аутентичность, Джим! Аутентичность!

Чилтон снова рассмеялся.

— Ладно, будь по-твоему. — Джим вернул на место журналы и стопки бумаг.

Посмотревшись в миниатюрное зеркало на стене, Патриция поправила волосы и в конце концов решила: нет, что бы там ни говорил Эштон, а в порядок себя привести надо. Она обернулась к гостю…

…И успела только зажмуриться, когда кулак Эштона врезался ей в скулу. От удара кожа на щеке лопнула; Патриция Чилтон упала.

Ошалев, Джим прыгнул на Эштона… и замер, когда ему в лицо уперся ствол револьвера.

— Нет! — вскричала Патриция, пытаясь подняться. — Не трогайте его!

Бросив ей рулон скотча, Эштон велел связать Джиму руки за спиной.

— Живо! — приказал он, видя, что женщина не торопится.

Патриция наконец подчинилась; руки у нее тряслись, из глаз ручьем текли слезы.

— Милый, — прошептала она. — Мне страшно.

— Не перечь ему, — велел муж, затем обернулся к Эштону и спросил: — Какого хрена?

Не обращая на него внимания, Эштон схватил Патрицию за волосы и потащил в угол.

— Больно! — завизжала женщина.