Он кладет трубку. Потягивается.

Затем медленной, тяжелой походкой грозного слона направляется к бледному Пикбушу, прижавшемуся к дверному косяку.

Подстегиваемый страхом, секретарь начинает бойко тараторить: — Не угрожайте мне, господин бургомистр, вы не посмеете меня ударить, вы сами знаете, что такое партийная дисциплина. Я не имел права. Мне приказали.

— Приказали! Кто приказал?

— Я и так сказал вам больше, чем мог. После вашего ухода мне нелегко будет устроиться на работу. Я не хочу, чтобы меня уволили.

— После моего ухода… вот уже как? Заблуждаетесь, Пикбуш, все вы заблуждаетесь… Скажите-ка мне вот что, Пикбуш… — Бургомистр делает паузу. — Пропажа секретного приказа, это — тоже партийное распоряжение?

Он впивается взглядом в лицо секретаря.

— Нет, господин бургомистр, клянусь жизнью! Он исчез. Истинная правда. Провалиться мне на этом месте, господин бургомистр.

Звонит телефон.

— Ступайте, Пикбуш, — мягко говорит Гарайс. — Найдите мне Штайна, немедленно. И не вздумайте увиливать, не то я вам все кости переломаю.

Телефон надрывается. Бургомистр снимает трубку. Пикбуш исчезает.

2

Из приемной в кабинет бургомистра протискивается хилая фигура асессора Штайна.

Гарайс, улыбаясь, идет ему навстречу: — Ну-с, Штайнхен? Все-таки рискнули, несмотря на запреты?

— Запреты?

— Не притворяйтесь, асессор. Мне все известно. Все. Разве вы не лебезите перед партийными бонзами?

— Что это значит?

— Вы и в самом деле ничего не знаете? Вас не допустили? Сочли бесперспективным?.. Похоже, что так. Дело в том, что здешние партийные лидеры объявили своего рода запрет на меня, если угодно, цензуру. Со мной больше нельзя общаться.

— Что?! Бургомистр, это невозможно.

— Все возможно, когда от тебя отвернулась удача… Но я не намерен сдаваться… Вы были… там?

— Да.

— Асессор Майер вернулся?

— С утра опять сидит на своем стульчике.

— И…

— Ничего. Как воды в рот набрал. Сказал только, что сам ничего не знает. Решение властей передано председателю в запечатанном конверте.

— Узнаю Штольпе! Тембориус на любимом коньке! Секретничанье до последней минуты. Что ж, я вам и так могу сказать, каков текст в запечатанном конверте…

— Да?

— Согласие на дачу показаний не дано.

— В самом деле, бургомистр? Это было бы такое счастье!

— Я счастлив. Если исчезновение приказа было ловушкой, то она захлопнулась прежде, чем я в нее попал. Господа остались с носом.

— Вы уверены?

— Я только что разговаривал с Берлином. Министра еще не было у себя. Но советник Шустер сказал мне, что вопрос решен: насчет огласки больше ни слова. В Берлине недовольны ходом процесса. Нападки на полицию считают нежелательными. Крестьянское дело желательно уладить. Секретный приказ остается секретным.

— Но ведь Шустер — приятель Тембориуса?

— Именно! Я всегда говорил, что Тембориус не согласится. Показаний не будет!

— Слава богу! Что бы вы делали?..

— Ах, — бургомистр беспечно улыбается, — какой-нибудь выход нашелся бы, но так — лучше.

— Да, конечно.