Идем прямо на восток.

— Выходит, мы и есть та самая «любая цена», — возмущенно проговорил Николлс. — Нас заранее списали, как залежалый товар.

— Да, нас заранее списали, — согласился Брукс. В динамике над его головой щелкнуло, и он простонал:

— Вот чертова музыка! Опять двадцать пять!

Дождавшись, когда замрет горн, возвещающий вечернюю боевую тревогу, Брукс протянул руку в сторону Николлса, поспешившего было к двери.

— К вам это не относится, Джонни. Пока. Я говорил, вы нужны командиру.

Через десять минут после объявления тревоги он велел явиться на мостик.

— Что? На мостик? Какого еще дьявола?

— Восклицания такого рода не украшают младшего офицера, — с торжественной миной произнес Брукс. — Какое впечатление произвели на вас морячки? — продолжал он без всякой связи с предыдущим. — Ведь вы работали с ними все утро. Такие же, как всегда?

Николлс заморгал недоуменно, потом пришел в себя.

— Пожалуй. — Помолчав, прибавил:

— Как ни странно, дня два назад они были в лучшей форме. Ну, а теперь они в таком же состоянии, как тогда, в Скапа-Флоу. Зомби, бродячие привидения. Даже хуже. Теперь они и ходят-то еле-еле! — Николлс сокрушенно покачал головой. — Одни носилки тащили пять-шесть человек. То и дело запинаются, натыкаются на разные предметы.

Словом, спят на ходу. Глаза открыты, но ничего не видят. Люди чертовски устали, даже под ноги себе не смотрят.

— Знаю, Джонни, знаю, — кивнул Брукс. — Сам все видел.

— В них не осталось больше ни бунтарства, ни злобы. — Николлс говорил с каким-то изумлением, пытаясь сложить в стройное целое расплывчатые, рассеянные впечатления. — Для мятежа они просто выдохлись. Но дело не в этом. Когда мы расчищали пост наведения истребителей, то и дело слышались от них такие вот фразы: «Счастливчик», «Умер легкой смертью» и все в таком вот духе. А еще говорили: «Старый Джайлс совсем из ума выжил». Вы бы видели, каким жестом сопровождалась эта фраза. Причем говорили без всякого юмора, даже мрачного юмора висельников... — Николлс снова покачал головой. — Не знаю, что это с ними, сэр. Апатия, безразличие, безнадежность, называйте как хотите. Словом, люди они пропащие!

Брукс пристально поглядел на него, потом негромко спросил:

— Пропащие, говорите? — После некоторого раздумья он прибавил:

— Знаете, Джонни, пожалуй, вы правы... Но, как бы то ни было, поднимайтесь наверх. Командир намерен сделать обход корабля.

— Что? — Николлс был поражен. — Во время боевой тревоги? Покинуть мостик?

— Вот именно.

— Ну это невозможно, сэр. Это... это беспрецедентно!

— Таков уж каперанг Вэллери. Об этом-то я и твержу вам весь вечер.

— Но этим он убьет себя! — негодующе воскликнул Николлс.

— Именно так и я сказал ему, — согласился Брукс. — С клинической точки зрения он уже умирает. Он давно должен быть мертв. В чем у него душа держится, одному Богу известно. Во всяком случае, жив он не переливанием плазмы и не лекарствами... Иногда, Джонни, нам полезно напоминать, сколь ограничены возможности медицины. Кстати, это я уговорил его взять вас с собой... Не нужно заставлять ждать себя.

То, что увидел лейтенант Николлс, напоминало чистилище. Во время продолжавшегося целых два часа обхода корабля им с Вэллери пришлось перешагивать через высокие комингсы дверей, втискиваться в невероятно узкие люки и горловины, пробираться между изуродованными стальными конструкциями, взбираться и спускаться по сотне трапов, стынуть на холоде, от которого заходится сердце.