На корабле за нее раньше другой офицер отвечал. Белаш с ним пересекался, только когда заступал рассыльным по кораблю: по приказу приносил особисту требуемые документы от других офицеров или искал приглашал в каюту нужных по какому то делу матросов, так же, как сейчас это делает Слепа.
Тот, «старый» обитатель известной каюты – рыжий, крепкий капитан лейтенант Рощин, – ни разу не вызывал Белаша на личную беседу. Когда Вадим заходил к особисту по делам, тот лишь иногда интересовался, как поживают домашние: «Отец, мать не болеют?». Никогда не расспрашивал Белаша о матросских делах. Может быть, потому что и без Вадима знал все, что ему нужно было знать. А может, просто быстро понял, что этот матрос стучать на своих товарищей не будет. Но не так давно перевели Рощина в штаб флота на повышение. Его сменил худощавый, со светлыми жидкими волосами и тоненькими усиками старший лейтенант Морозов. Он с ходу весьма энергично принялся за свою особую службу. Никто из офицеров не рисковал остудить пыл молодого «старлея», да даже и пошутить в его адрес. Особист на корабле – фигура специфическая: никому он не подчиняется, даже самому командиру крейсера. У Морозова свое начальство – на берегу.
Буквально на следующий же день после прибытия на корабль в каюту особиста рассыльный стал вызывать по списку весь личный состав экипажа. Сначала пошли офицеры. Потом мичманы, старшины, матросы. Рассыльный только успевал летать по кубрикам:
– Стариков, к особисту!
– Пасько, к особисту!
– Хвостов, к особисту!
– … к особисту, … к особисту, … к особисту!..
Белашу казалось, что было бы проще вызывать целые подразделения и выстраивать в коридоре шкафута по правому борту. В нем особист соседствовал каютами со старшим помощником командира корабля. «Квартира» особиста была просторной, с иллюминатором. Такие на корабле есть только у старших офицеров. Лейтенанты же всякие живут по двое в каютах на нижних палубах. Света белого не видят и воздухом из вентиляции дышат.
Сначала всех вызываемых матросов по возвращению от особиста спрашивали из любопытства:
– Че ему надо? Зачем таскал?
Но потом перестали обращать внимание на эти вызовы, потому что Морозов говорил всем одно и то же:
– Заходи, присаживайся. Вот в чем суть вопроса: нужно служить интересам Родины. Будешь рассказывать мне о том, кто, где, зачем собирается, о чем вокруг тебя говорят, что обсуждают земляки, друзья, матросы твоего призыва. Ты же комсомолец?!
Кто же не комсомолец? Еще в школе всех из пионеров в члены ВЛКСМ перевели автоматически, чтобы процент сознательности был максимальным. Если кто случайно или по очень большой провинности избежал окомсомоливания на «гражданке», то его в первые же полгода службы в обязательном порядке в комсомольскую организацию принимали. Не может быть на флоте некомсомольцев. Процент сознательности и здесь должен получиться максимальным.
Так что все согласно кивали:
– Комсомолец.
Услышав это, Морозов удовлетворенно поднимал указательный палец, целя им в висящий на переборке портрет генерального секретаря ЦК КПСС Леонида Ильича Брежнева:
– Так вот, товарищ комсомолец, требуется твоя добровольная помощь. И учти: будешь хорошо помогать особому отделу и Родине – поможем в партию вступить…
Когда Белаш услышал эти слова, то его внутренне передернуло. Таким макаром его впервые агитировали вступить в ряды коммунистической партии Советского союза. Да, его уже звали в КПСС. Белаш был на хорошем счету у начальства. Еще бы: командир дальномерно визирной команды, старшина первой статьи, специалист первого класса, отличник боевой и политической подготовки, помощник руководителя политических занятий старшинского состава плюс минимальный уровень залетов по пьянкам и прочим безобразиям. |