|
.. *** - Ну вот и пошли, - сказал мичман Панафидин, когда крейсера выбрались из тисков льда на чистую воду... Колокола громкого боя возвестили экипажам первый воинственный "аллярм" - тревогу. Из пушек звончайше ударили пробные выстрелы - для прогревания застылых стволов. В нижних отсеках минеры уже закладывали в аппараты мины Уайтхеда (торпеды), говоря при этом даже обидчиво: - Мама дорогая! Эдакая зараза по четыре тыщи за штуку. Ежели б на базаре продать ее, так до конца жизни можно ни хрена не делать... Жуть берет, как подумаешь, во что ж эта война мужикам да бабам нашим обходится! Крейсера еще расталкивали одинокие льдины. Рейценштейн держал свой флаг на "России". А на мостике "Богатыря" - догадки и пересуды: - Все-таки не мешало бы знать, куда мы идем? - Секрет! Говорят, командирам выданы особые пакеты, которые они могут вскрыть лишь вдали от берегов... За кормою растаял остров Аскольд; крейсера, натужно стуча машинами, вышли в открытое море, составляя четкий кильватер. Мороз усиливался. Стемман вскрыл пакет. - Идем к Сангарскому проливу, - объявил он. Сангарский пролив рассекал север Японии, отделяя от нее древнюю землю Иесо (ныне Хоккайдо), и офицеры "Богатыря" сразу же засыпали капитана 1-го ранга вопросами: - Почему в Сангарский? Там полно японских батарей... Сунуться туда - это как идти на расстрел! - Успокойтесь. Нам приказано лишь пошуметь у входа в пролив, чтобы вызвать панику в расписании японского каботажа. Если это удастся, адмирал Того будет вынужден оторвать часть своих сил к северу, ослабив напряжение у Порт-Артура... Стрелки магнитных компасов уже дрогнули в своих медных котелках, крейсера медленно склонялись к остовым румбам. Панафидин поспешил в рубку, чтобы помочь штурману крейсера в прокладке генерального курса. - Я не слишком-то верю в приказ из пакета, - сказал штурман. - Скорее всего, войдем в Сангарский пролив, чтобы потрепать нервы гарнизону города Хакодате... Началась зверская качка. Сильная волна перекладывала крейсера с борта на борт, в каком-то тумане плавали расплывчатые фигуры комендоров, завернутых в тулупы. С флагмана последовал сигнал: "Возможны атаки японских миноносцев. Зарядить орудия". С кормового балкона "Громобоя" море шутя слизнуло одного матроса, который даже вскрикнуть не успел. - Был человек, и нет человека, - говорили матросы... Крейсера шли без огней, ни один луч света не вырывался наружу из их громадных, ярко освещенных утроб, наполненных стуком машин и завываниями динамо. Дистанция между мателотами (соседями) скрадывала в ночи очертания кораблей, с "Рюрика" едва угадывали корму "Громобоя", которая то вскидывалась наверх, то проваливалась вниз, словно в каком-то хаотичном приплясе. Офицеры ходили в валенках, завидуя матросским тулупам, их кожаные тужурки покрывались ледяной коркой. Панафидин с молодым задором хвастался: - Вторые сутки не сплю! И сна ни в одном глазу. Вот что значит война: даже спать не хочется... Под утро усталость всех свалила по койкам, но заснувших людей взбодрила команда с мостика: - Горнисты и барабанщики - по местам... Опять "аллярм"! Где-то вдали едва просвечивал берег Японии, а из скважины Сангарского пролива вдруг выхлопнуло клуб дыма. |
