— Не подаришь ли ты мне что-нибудь на память? — сказал он. — Уходящим на баррикаду всегда дают что-нибудь на счастье. Так уж водится…

— С удовольствием! — вспыхнула Мари. — Но что я могу тебе дать? Вот разве цветы. Смотри, какие свежие. Я сегодня рано утром — солнце еще не вставало — нарвала их в лесу.

Она выбрала самый пышный букетик из крупных фиалок и протянула его Гастону. Но он не торопился его взять.

— Ты не хочешь их поцеловать, — робко сказал он, — как это сделала Аннет Ромар, когда ее жених ушел на форт Нейи.

Мари потупилась. Она решительно не знала, как поступить.

Кри-Кри поспешил ей на выручку:

— Так ведь ты не жених Мари — это во-первых, а во-вторых — ты еще не идешь в бой.

— Кто знает? Может быть, я не вернусь… — В голосе Гастона не было страха, но Мари вздрогнула и робко обхватила обеими руками руку Гастона. Она была взволнована, но не находила подходящих слов, чтобы выразить свои чувства. После небольшой паузы она решилась: поцеловала букетик и протянула его юному коммунару.

^{_{Мари поцеловала букетик и протянула его юному коммунару.}}

Гастон был удовлетворен. Зато Кри-Кри отвернулся и стал с напускным равнодушием рассматривать витрину музыкального магазина, около которого они стояли. Мари сразу поняла настроение своего друга. Выбрав еще букетик фиалок, она робко протянула его Кри-Кри:

— На, возьми и ты, Кри-Кри, это самые лучшие.

— Если ты раздаришь все цветы, ты не выручишь ни одного су. Что ты принесешь домой матери?

Это был жестокий выпад. Кри-Кри и сам это понял тотчас, как только произнес обидные для Мари слова. Ее глаза наполнились слезами. Казалось, еще мгновенье — и она расплачется. Кри-Кри смутился. Он много отдал бы, чтобы вернуть эти неосторожные слова, этот несправедливый упрек. Чтобы ослабить впечатление, он сказал:

— Я ведь пошутил, Мари! Ну, и хорош же я! Совсем забыл! Посмотри, что я принес тебе.

Он вытащил из кармана кусок хлеба из темной муки, смешанной с отрубями. Мари обрадовалась не столько хлебцу, хотя она не ела с утра, сколько раскаянию Кри-Кри и сказала:

— Вот это кстати. Я не могла купить сегодня хлеба: если бы ждать в очереди у булочной, я пришла бы сюда не раньше двенадцати часов.

Она взяла хлеб и уже откусила было кусочек, как вдруг спохватилась:

— А ты, Кри-Кри? Это же твоя порция!

— Нет, нет, — заторопился Кри-Кри, — кушай на здоровье, это я для тебя приберег.

Увидя, что Мари отвлеклась едой, Гастон отвел Кри-Кри в сторону и зашептал:

— Шарло, ты ничего не слыхал от дяди Жозефа? Говорят, что наши дела очень неважны. Версальцы пробиваются то в одном, то в другом районе. Там, где они водворились, кровь льется рекой. Я не хочу, чтобы Мари это слыхала, но, говорят, они не щадят ни женщин, ни детей.

Кри-Кри пожал плечами:

— Не знаю, как другие, но дядя Жозеф уверен в победе. Он говорит, что пока он жив, версальцы не пройдут к нам в район…

— Ну, мне пора, — сказала Мари. От еды щеки ее раскраснелись, глаза заблестели. — Я сегодня еще не заработала ни одного су. — И она громко рассмеялась.

— Желаю тебе удачи, девочка, — покровительственно сказал Кри-Кри. — Мне тоже пора возвращаться в кафе.

— Мне-то и подавно некогда здесь болтать, — спохватился Гастон. — Надо еще разделаться с этим, — и Гастон презрительно ткнул пальцем в колодки, — забежать домой, а потом на улицу Маньян, в батальон.