— Слушайте, я тоже не хочу никого обвинять в том, чего этот человек не совершал, — сказала Никки, — но…

— …вы должны, по крайней мере, поговорить с ней, — закончил за нее Спенс.

МакАллистер кивнула. Когда подозреваемый вызывает у тебя симпатию, трудно оставаться объективной.

— Вы знаете, где живет эта женщина? — спросила она.

— Лакуэлл-роуд, — сказала Никки. — Я не знаю номера дома, но…

— Выясним, — перебила ее МакАллистер. Затем, поднявшись, она с прищуром посмотрела на Никки. — Я слышала о том, что сегодня случилось в тюрьме, — сказала она. — С вами все в порядке?

Никки испуганно покосилась на Спенса.

— Да. Ничего страшного, — ответила она.

МакАллистер саркастически подняла бровь.

— Кулаки Сирины — это всегда страшно, — заметила она, — но, возможно, вам станет легче, если я скажу, что надзирательница, открывшая дверь, временно отстранена от работы.

Вообще-то, ей действительно стало легче, поняла Никки, но эта проблема уже относилась либо к прошлому, либо к далекому будущему. Единственное, что сейчас имело значение, это на самом ли деле Терри Уолкер приходила к ней в то утро дважды.

Выйдя на улицу, сержант МакАллистер сделала несколько звонков, выяснила номер дома Терри Уолкер и решила, что с тем же успехом может и сама сходить к ней и посмотреть, дома ли это вероятное чудовище с проблемой бесплодия.

Короткой прогулки до «Хен энд Чикен» и десяти минут разговора с Терри оказалось достаточно, чтобы убедить МакАллистер: Терри в синем пальто, красной куртке или даже в ядовито-розовом пончо не возвращалась в тот день к дому Никки Грант.

— Она заступила на смену ровно в половине одиннадцатого, — подтвердил владелец паба, — а уехала, когда уже было начало четвертого. Я точно знаю, потому что вводил ее в курс дела и не выходил из бара, кроме как в сортир, так что ей нужно было бы очень быстро бежать, если она хотела смотаться туда и обратно. А что она, Терри наша, натворила? Только не говорите мне, что я должен уволить ее, потому как я считаю, что она девчонка экстра-класса. Моя старуха тоже может за нее поручиться, потому что она была в баре в тот день: у них тут проходило собрание Клуба любителей книги.

— Думаю, вы можете и дальше с ней работать, — ответила МакАллистер и, проглотив порцию лимонного биттера, добавила, что, возможно, к нему зайдут, чтобы снять письменные показания, и ушла.

Теперь она стояла перед аляповатой развалюшкой мистера Глэдстоуна, стучала в обшарпанную дверь и спрашивала себя, когда по ней в последний раз проводили кистью с краской.

И почти тотчас изнутри раздался крик:

— Кто там? — что прозвучало как: «Проваливайте к чертовой матери!»

— Полиция, откройте! — громко сказала она.

— Отвали, — ответил он.

«Очаровательно», — подумала она.

— Если вы не откроете, то дверь сломают, и мы позволим вам замерзнуть насмерть, — пригрозила она, делая себе зарубку в памяти о том, чтобы проверить, стоит ли его фамилия в списках социального обеспечения.

— Она обещала мне, что не станет вызывать полицию, — обозленно проворчал он.

— Ну, в таком случае — поздравляю: сюрприз! А теперь открывайте, мистер Глэдстоун, пока у меня терпение не лопнуло.

Времени ушло немного, но, как только дверь открылась, оттуда вырвалось зловоние, такое ужасное, что она невольно сделала несколько шагов назад.