– Это другое дело, – заулыбался Заболотников, и его брови тотчас выгнулись плавной дугой от удовольствия. – Вы, товарищ капитан, об этом не пожалеете, – твердо заверил он и неожиданно воскликнул: – Идут, товарищ капитан, идут!

Журавлев и Шишкин подходили скорым шагом, о чем-то оживленно переговариваясь. Автобус заметно качнулся, когда они запрыгнули на подножку. Торопливо пройдя в салон, гонцы проворно подсели к Орлову и принялись, горячась и перебивая друг друга, рассказывать:

– Товарищ капитан, вот он бумажник с документами…

– Дворник позавчера принес… Кондратьич!

– Временная регистрация имеется… старый двухэтажный дом там…

– Мантова Ольга Владимировна, работает медсестрой в госпитале…

– Не успели они отнести ксиву на наше счастье…

– Владелец паспорта Филимонов Савелий Игнатович, 1922 года рождения…

– Уроженец Кирсановского района, танкист, капитан… герой Советского Союза…

– Горел в танке, лицо обожженное…

– Скорее всего, этот самый Филимонов сожительствует с Мантовой…

Орлов внимательно слушал, переводил быстрый взгляд своих пронзительных карих глаз с одного на другого. Он то хмурился, то как-то неопределенно хмыкал, как будто не совсем доверяя словам рассказчиков, сомневаясь в их компетентности, а когда они выговорились, он еще минуту сидел молча, уставившись в одну точку за окном.

Журавлев и Шишкин, ожидавшие заслуженной похвалы, начали уже томиться от неизвестности, переживая, что сделали что-то не так. В этот самый момент Орлов наконец разомкнул крепко сжатые обветренные губы и уверенно сказал:

– Ну, тут все понятно: подговорил геройский парень своих дружков, они и прижали преступный элемент. Подарок от командующего – это не шутка. Могли и вообще покалечить, фронтовики – люди жесткие, за своего брата в огонь и в воду пойдут без всякого сомнения. Заболотников, адресок слышал? Вот и покатили туда. Так сказать, засвидетельствовать наше почтение молодому герою.

Нужный дом нашелся не сразу, пришлось изрядно попетлять среди частных, тесно прижавшихся друг к другу деревянных лачужек. В небольшом тенистом дворике, густо заросшем сиренью и акацией, стояли два двухэтажных дома, подходившие под описание. Таблички с номерами отсутствовали, как и на большинстве домов в этом захудалом фабричном районе.

– Эй, пацан! – окликнул Шишкин мальчишку лет шести, который палкой катал по двору ржавый кривой обод от велосипедного колеса. Изображая звук автомобильного мотора, мальчишка громко урчал губами, выдувая слюнявые пузыри. Выгоревший на солнце вихор русых волос качался в такт его стремительном бегу, облезлые от постоянной стирки серые трусы хлопали по острым коленкам. Загорелый до черноты, с мелькающими грязными пятками, он был похож на маленького юркого чертенка. – Где здесь проживает герой Советского Союза…

Шишкин не успел договорить, как мальчишка на всем ходу круто повернул в его сторону; не доезжая пары шагов, ловко перехватил колесо, чтобы оно не уехало без него, и, часто дыша, звонко крикнул, указывая пальцем на крайнюю двухэтажку:

– Дядя Сава проживает вон в том подъезде! А он вам зачем? – в свою очередь поинтересовался любопытный мальчишка, разглядывая прищуренным правым глазом высокого Шишкина. – Вы его будете в школу приглашать на встречу с учениками?

– Точно, – засмеялся Шишкин и кивнул товарищам в сторону покосившейся, висевшей на одной петле обшарпанной двери. – Нам туда.

В подъезде устойчиво пахло кошачьей мочой и дрожжами (было похоже, что кто-то из жильцов затеял брагу), с облупленных серых стен обильно сыпалась старая побелка.