Стараясь не касаться липких толстых перил, оперативники тяжело поднялись по скрипучим высоким ступенькам на площадку второго этажа.
Здесь все было захламлено вещами, которым в тесных квартирах не нашлось места: у деревянного ограждения стояли тумбочка, шкаф, стул, на стенах висело погнутое корыто, старый велосипед без колес, в углу приткнулась лестница, ведущая на чердак. И лишь у одной из четырех дверей, обшитой порезанным в нескольких местах дерматином, был заботливо постелен цветной коврик, а на саму дверь был прикреплен номерок квартиры.
– Нам сюда, – вполголоса сказал Журавлев и деликатно постучался. Немного подождав и не услышав движения внутри, под требовательным взглядом Орлова постучал уже совсем громко: – Хо-зя-ева-а!
– Иду-у! – отозвался из-за двери приятный женский голос, слегка приглушенный расстоянием: его обладательница явно находилась в другой комнате. Затем стремительно простучали каблучки по чему-то мягкому – должно быть, ковру, – и дверь гостеприимно распахнулась.
В крошечной прихожей с красивыми цветными обоями и большим, в полный рост, зеркалом стояла маленькая молодая женщина. Узкое шифоновое платье с короткими рукавами-«фонариками», едва доходившее до ее округлых колен, было туго подпоясано, что делало фигуру женщины особенно стройной и привлекательной. У нее была высокая прическа, вполне соответствующая последнему послевоенному писку моды, и накрашенное ухоженное лицо. Наметанный глаз Орлова с ходу определил, что женщина явно готовилась к выходу.
Увидев перед собой сотрудников милиции, да еще в таком количестве, она удивленно вскинула тонкие брови и растерянно спросила:
– Вы ко мне?
– Мантова Ольга Владимировна? – официальным тоном спросил Журавлев.
– Она самая, – ответила женщина, но как-то неуверенно, словно про себя раздумывала, надо ли в этом признаваться. – А что, собственно, случилось?
– А Филимонов Савелий Игнатович здесь проживает? – поинтересовался Илья уже более спокойным тоном, вдруг постеснявшись своего необоснованного напора, словно до этого бахвалился перед красивой женщиной своим положением сотрудника угро, и невольно заулыбался: – Мы ему документы принесли… У него их украли, а мы… вот пришли, чтобы вернуть… Мы же понимаем, такой геройский парень… Я сам всю войну прошел…
Глядя на его по-ребячьи искреннюю, даже немного стеснительную улыбку, женщина непроизвольно заулыбалась в ответ. Она с видимым облегчением глубоко вздохнула, ее крепкая небольшая грудь заметно колыхнулась вверх-вниз. Перехватив тоскующий взгляд Ильи, которым он смотрел на нее не мигая, Ольга Владимировна тотчас вспыхнула, ее щеки зарделись легким румянцем, она стремительно обернулась и осекшимся голосом крикнула в глубину квартиры:
– Сава, к тебе из милиции пришли! Говорят, документы принесли, которые у тебя третьего дня украли. Выйди на минуту, товарищам, наверное, некогда!
Из дальней комнаты, бережно прижимая к себе фуражку с черным околышем, появился щеголеватый, с безукоризненной военной выправкой высокий офицер. Бесшумно ступая по мягкому ворсу цветного ковра начищенными хромовыми сапогами, он тремя широкими шагами пересек крошечную комнату. В тесной прихожей Филимонов легким движением отодвинул женщину в сторонку, а сам стал посредине, с интересом разглядывая прибывших милиционеров насмешливо прищуренными серыми глазами. У него были отросшие черные волосы, длинный волнистый чуб спадал на выпуклый высокий лоб, под которым двумя широкими полосами залегали густые брови. Если бы не его обезображенная правая щека, обожженная до кроваво-красного цвета, лицо офицера было бы очень симпатичным. Под его прожигающим насквозь колючим взглядом стоявший впереди других Илья почувствовал себя неуютно, словно под прицелом. |