Жена так и не простила ему ни измены с ее лучшей школьной подругой, ни того идиотского положения, в которое он невольно поставил ее саму. После шумного и скандального развода она с мальчишками укатила к маме в Хайфу, куда он ежемесячно переправлял по тысяче долларов содержания…

– Эй, иди сюда! – крикнул Рафалович в раскрытую дверь, а когда, по-прежнему надувшись, вошла Аллочка, прихлопнул ее по попке и ворчливо спросил: – Ну, и что стоит твоя Австралия?

Аллочка завизжала и бросилась ему на шею.

– А?! Что?!

Таня встрепенулась, резко оторвала голову от подушки, села.

– Ты кричала, – хрипловатым со сна голосом сказал Павел.

– Сон…

– Опять во дворце летала?

– Если бы… – Она успокоилась, только дышала часто. – Такое привиделось… Жуткое, непонятное. Двойное какое-то.

– Двойное?

– Ну, будто я там – и не я в то же время. Словно на себя со стороны смотрю, как в кино. Только это не кино, и я в нем – совсем не я. Стройная, подтянутая, кудри рыжие по плечам…

– Рыжие? – Павел непроизвольно вздрогнул.

– И очень красивая, только красота такая… снежная, нечеловеческая даже. Недобрая красота… И будто ведет меня – и не меня – кто-то по коридору, длинному-предлинному, и пол в коридоре том каменный, холодный, а я босая. На глазах повязка, но я все вижу, только не сама, а та я, которая со стороны… Ну вот, совсем запуталась…

– Нет-нет, я все понимаю.

– И вот отворяют передо мной комнату, большую вроде, но пустую, только посередине кресло высокое, а к нему провода тянутся. И тут я понимаю, что меня – то есть ту, которая во сне, – сейчас в этом кресле казнить будут. Сердце так в пятки и ухнуло… Будто падаю. И проснулась.

– Да уж… Это знаешь как называется?

– Как?

– Перевозбуждение, вот как. Которую ночь уже не спала толком, землю родную через столько лет увидела, новые впечатления, новые знакомства… и старые тоже. Сегодня вон до половины пятого по городу гуляли. Вот дурь всякая и мерещится. Постарайся заснуть, а? Таблетку дать? – Он бережно дотронулся до ее черных волос, откинул со лба упавшую прядь.

– Да ну ее! И так глаза в кучку… – Таня сладко зевнула. – Привидится же такое, честное слово…

Павел полежал немного, закинув руки за голову, потом осторожно, чтобы не потревожить жену, выбрался из постели, подошел к окну, закурил. Замер в той же позе, что и сутки назад, задумчиво глядя в окно.

Он знал, какая женщина явилась Тане. Сегодня днем слышал голос, а теперь этот странный, леденящий сердце сон… А ведь говорят, в последние мгновения жизни сознание, а может быть, душа, испускает такой мощный энергетический импульс, что его способны уловить другие – одаренные особой чувствительностью или состоящие в особых отношениях с умирающим. Так что же, получается, что… Павел прикрыл глаза, стараясь вызвать образ первой своей Татьяны, но увидел только черную пустоту… Но если так, то это произошло тогда, вечером, когда он услышал ее голос. А что сейчас? Не весть ли, которую она посылает уже оттуда, из-за черты?.. Посылает через ту, с которой при жизни не была даже знакома, адресуя послание ему? Послание о чем? О том, как перешла туда?.. Дикость, невозможная, чудовищная дикость… В наше время, в цивилизованной стране – в нецивилизованных ведь нет электрического стула… Это что же такое должна совершить женщина, чтобы… Нет, невозможно.