– Мы, э-э, достигнем взаимопонимания, безусловно, синьор Скалли. А не хрена ли? Чем меньше женщину мы любим… Мсье, же не манж па сие жур!

Брови толстяка изумленно поползли вверх. Тощий старик нахмурился. Третий, молодой и смазливый, хранил невозмутимую рожу. Таня метнула на Рафаловича испепеляющий взгляд, но тут же звонко рассмеялась и вновь залопотала что-то на непонятном языке. Трое иностранцев переглянулись и, не сговариваясь, расхохотались. Хохотали долго, шлепали ладонями по столу, по спинам друг друга. Молодой залез под стол, извлек черный «дипломат» с никелированными застежками, придвинул толстяку, тот кивнул и двинул «дипломат» обратно. Молодой взялся за ручку, встал, подошел к Рафаловичу и с поклоном положил портфель перед ним.

– Открой, – тихо сказала Таня.

Он послушно щелкнул замочками и откинул крышку. Доллары. Тугие пачки сотенных в банковских упаковках.

– Пересчитай, – сказала она. – Должно быть ровно двадцать пять пачек. Четверть миллиона.

– Да уж знаю, не учи ученого! – неожиданно для самого себя огрызнулся он. Вид больших денег придал сил, даже глаза заблестели.

Таня пожала плечами и снова обратилась к присутствующим в зале. Те закивали головами, молодой отошел к дверям, что-то сказал, и тут же вошла длинноногая кудрявая девица в красном мини-платье с серебряным подносом в руках. На подносе стояли пять высоких бокалов с шампанским. Девица принялась обходить стол.

– Сложи деньги, закрой портфель, – сказала Таня Рафаловичу. – Потом возьми бокал, скажи что-нибудь торжественное. Обязательно вставь «синьор Скалли», «синьор Доменгини» и «Оберску лимитед». Запомнил? Тогда вперед.

Рафалович откашлялся.

– Я… это самое… Союз нерушимый, товарищи, республик свободных, синьор Скалли, навеки сплотила, синьор Доменгини, великая Русь и Оберску лимитед! Ура, господа!

– Си, си, Оберску лимитед! – радостно подхватил толстяк.

– Теперь отхлебни два-три глотка, поставь бокал, возьми портфель и на выход! – скомандовала Таня. – И никаких улыбок, никаких рукопожатий, понял!

Она что-то сказала иностранцам, подхватила Рафаловича и повлекла его к дверям. На выходе он обернулся. И увидел, что старик, хищно ощерившись, явственно ему подмигнул.

До машины добрались без приключений. Тед почтительно распахнул дверцу, принял из его рук «дипломат» с деньгами, передал Тане, которая на этот раз села рядом с шофером.

– Получилось, – не оборачиваясь, сказала она. – Спасибо, Фаллос.

– Я… я тебя ненавижу! – неожиданно выкрикнул он.

– Это твое право…

Дальнейший путь проделали в молчании. Под конвоем Теда Рафалович поднялся в отведенную, ему комнату и сразу рухнул на кровать. На двери щелкнул замок. Минут через десять щелкнул снова… Невидимая рука поставила на пол прикрытый салфеткой поднос, и дверь вновь закрылась. «Не подойду», – решил Леонид – и тут же спрыгнул с кровати, подошел, сдернул салфетку. Три розовых бархатистых персика, длинный сэндвич – половина французского батона, масло, черная белужья икра. Бутылка. «Шато-лафит», – прочел он на этикетке. Небольшая серебряная салатница, прикрытая крышечкой. Рафалович хмыкнул, приподнял крышку. На дне салатницы лежала, скорее всего, одна из тех пачек, которыми был набит черный «дипломат».

– Тьфу на вас! – пробормотал Рафалович. – В доме врага…

Но жрать хочется. И перед кем держать принципы, в пустой-то комнате? Пачка перекочевала во внутренний карман, в одной руке оказался батон, в другой – стакан с лафитом.