Ладе это скоро прискучило, и она отправилась помогать Марине. Возвратившись с чашками и заварным чайником, она увидела, что на мольберте стоит принесенная картина – серые угловатые апельсины на буром фоне, – а вся троица сгрудилась возле нее, оживленно жестикулируя и обмениваясь непонятными фразами:

– Но экспертиза самого Панова…

– Из щукинской коллекции, что ли? Так ведь в каталоге двадцать девятого года…

– Панов или не Панов, а за Сезанна я это не взял бы.

– Побойтесь Бога, Родион Кириллович! Аутентичность несомненна. Готов за двух Ге и три листа…

Лада возвратилась на кухню, встала у окна, закурила, выпуская дым в раскрытую форточку.

– Ну что они там?

– Торгуются. Толстый за фрукты плесневелые хочет три листа и Ге. Ну, Ге я еще понимаю – сам тоже ге порядочное втюхивает. Но три листа?.. Тридцать тысяч, что ли?

– Может быть, – на всякий случай отозвалась Марина, не вполне поняв Ладины слова. – Или графики три листа.

– М-да. – Лада замолчала, крепко затянулась и выбросила окурок в форточку. – Надолго это?

– По-разному бывает.

– Я пойду, пожалуй. Тоска тут. Посуду за этими, – она показала в направлении гостиной, – без меня приберешь.

– Останься, а? Ну, я прошу тебя! Если хочешь, прямо отсюда в ресторан закатимся. А? Я угощаю – вчера получку дали.

– Да ну на фиг. Лучше в кулинарии пару табака возьмем. А водочка найдется…

– И как тебе? – Марина выжидательно смотрела на подругу. От водки глаза ее замаслились, щеки пылали. Да, пожалуй, с двух-то рюмашек оно вроде и не должно бы так.

– Это ты насчет похода к Родиону твоему? Ничего, халтурку вот легкую срубила себе.

– Что? Какую еще халтурку?

– Уколы делать звал. – Марина вздрогнула, и это тоже не ускользнуло от внимания Лады. – По полтора рубля обещал. Это ж в месяц сорок пять выходит. И от работы моей два шага. Я согласилась.

Марина налила по третьей. Рука ее дрожала, и несколько капель пролилось на клеенку.

– Уколы… – с запинкой произнесла она и решительно поднесла рюмку ко рту. Продышавшись, с остервенением спросила: – И не противно тебе будет сморчка поганого обслуживать?

– Ты ж обслуживаешь… Хотя у тебя интерес, конечно… – Марина дернула горлом. Лада выдержала паузу и продолжила: – А мне он таким уж поганым не показался. Дедок как дедок. С прибабахом, конечно, ну да все такими будем, коли раньше не помрем.

– Дедок как дедок, говоришь?! – взвизгнула Марина. – Да это ж гад, изверг, хуже Гитлера! Еще до войны в НКВД конфискованным имуществом занимался. В блокаду – не знаю, мародерствовал, наверное, квартиры выморочные грабил, казенным мандатом прикрываясь, или еще что, только именно в те годы и начал живопись собирать. И после войны по дешевке скупал добро – трофейное или у бедствующих, голодных. А то и вовсе даром получал. Возьмет якобы на комиссию, а продавца или арестуют очень вовремя, или бандиты зарежут. – Голос ее понемногу крепчал. Несло, как с горы на санках. – Что-то продавал с выгодой, клиентуру постоянную завел из военных, ученых, артистов – тогда тоже состоятельные люди были. А что приглянется – себе оставлял. Собиратель! Жена его первая в бомбежку погибла, так он на искусствоведше из Русского музея женился, та его уму-разуму учила.