Я понимал, что причиной их ссор были финансовые неудачи в тех делах, на которые его подбил Завадский. Мансур обвинял своего недавнего покровителя и учителя во всех провалах. В то же время, когда Мансур выходил из наркотического опьянения, он становился немного мягче, иногда говорил:

– Надо бы с Батей помириться. Не по-людски это все...

В один из таких дней, – а было это 6 октября 1994 года, это число я запомнил надолго, – Мансур сказал Татьяне, чтобы она позвонила на квартиру Завадского и пригласила его в гости. Мы находились с ребятами в квартире, когда она набрала номер. Вскоре я услышал, как Татьяна договаривается с любовницей Бати, Галей Багровой, о встрече здесь вечером, в семь часов.

Мансур приказал накрыть на стол. Его сервировкой и приготовлением пищи стал теперь заниматься Андрей-Душман. Не знаю почему, но Мансур старался приблизить его к себе.

Около семи часов уже приехал Батя со своей подругой. Настроение у них было хорошее. Все сели за стол. Слово за слово – перешли к обсуждению деловых вопросов. И снова возник финансовый спор. Теперь разговор шел на повышенных тонах.

Татьяна укоризненно посмотрела на Мансура и сказала:

– Сережа, ты бы шел в другую комнату с Ленчиком разбираться! Дай нам с Галей поговорить.

Мансур молча встал и кивнул Завадскому, чтобы тот прошел с ним. Они скрылись за дверью.

Мы с ребятами продолжали сидеть и смотреть какой-то боевик по видику. Время от времени из соседней комнаты доносились крики о пятидесяти тысячах долларов, о каких-то финансовых ошибках... Неожиданно дверь открылась, и мы увидели, как на пороге появился разъяренный Завадский. Бросив взгляд на нас, он повернулся к Мансуру и стал громко говорить:

– А вообще, Серега, уже молва среди братвы пошла, что ты – стукачок у ментов!

– Ты что, Батя, о чем ты говоришь?

– Да все о том же! Мне совершенно непонятно, как это ты садишься и тут же легко выходишь! И потом, тут идет другая непонятка по поводу встречи в Бутырке. Ведь ты о ней знал!

– Да мало ли что я знал! О ней знали многие, по всей Москве базар шел. Да это ты хочешь на меня косяк по поводу Бутырки повесить!

– Нет, – покачал головой Завадский, – не только я. Так воры говорят. И вообще, многие серьезные люди считают, что ты ментам стучишь. – Батя специально повысил голос и опять посмотрел на нас.

Мы поняли, что это обвинение, брошенное при свидетелях, настолько серьезно, что Мансур обязан дать ответ. Он тут же резко закрыл дверь, пригласив обратно в комнату Батю. По его недовольному лицу я догадался, что сейчас он заведется. Минут десять разговор продолжался. Наконец из комнаты вышел Мансур.

– Все бесполезно! С ним не договоришься. Пора это кончать, – бросил он на ходу, подходя к тумбочке, и достал оттуда «ТТ». Он кивнул Таджику – Коле Павлову и Сашке Маслову, показав, чтобы они шли за ним.

Через несколько мгновений я увидел, как из двери соседней комнаты выводят Завадского под дулом пистолета. Я смотрел на его лицо. Батя оставался полностью спокоен. Он был уверен, что его никто не посмеет тронуть.

Мансур кивнул мне, чтобы я тоже собирался. Я накинул на себя куртку. Неожиданно в дверях появилась Татьяна:

– Сережа, ты куда так поздно?

– Мы с Батей выйдем побазарим ненадолго, – ответил Мансур. – Скоро будем.

Мы сели в машину: Батя – на заднее сиденье, вместе с двумя боевиками, я за рулем, Мансур – рядом со мной.

– Куда ехать, Серега?

– Давай на Введенское кладбище!

Я прекрасно понимал, что Мансур скорее всего собирается проводить очередной психологический опыт с устрашением.