Я не обязан объяснять свое поведение. Я имею право на ошибки и сам отвечаю за свои ошибки. Мне безразлично, как ко мне относятся люди».
— Помогло?
— Как-то не очень, — признался пациент.
— И не могло помочь, потому что вы, Борис Яковлевич, писали плакат не для себя, а для жены и сына. А с ними лучше было бы поговорить, а не так вот, эпистолярно…
— Но ведь рекомендуют. В серьезном журнале. «Вестник нестандартной психологии» называется.
— Серьезный — это «Психологический журнал», издаваемый Институтом психологии. Или, скажем, «Вопросы психологии». А то, что вы, Борис Яковлевич, читаете, это, извините меня, белиберда и ересь.
— Но мне ж его специалист рекомендовал, который у нас тренинг по асс… ассе…
— Ассертивности, наверное.
— Да-да, ассертивности, слово такое, на «ассенизацию» похожее. Так вот он мне и рекомендовал этот самый «Вестник». Сказал, что сам там печатается. Такой представительный мужчина, академик…
Ага, станет вам настоящий академик по фирмам с тренингами бегать, делать ему больше нечего. Очередной самозванец, действительный член какой-нибудь Всемирной академии психического благополучия или же Астральной академии вселенского разума. Борис Яковлевич работает в кредитном отделе крупного банка. Работа не для легковерных, а для въедливых и здравомыслящих. И на тебе — академик, «Вестник», плакат над кроватью. Умора! Интересно бы посмотреть на тренинг по ассертивности, который проводит такой вот «академик». Хотя бы одним глазком…
7
Виталик на «выводы» Савелия отреагировал холодно.
— Мутно рассуждаешь, — сказал он. — Ни бе, ни ме, ни консоме. А всех убитых мы и так проверяем как следует, через мелкое сито просеиваем, и не раз. Ты и представить не можешь, как иногда при близком рассмотрении меняется впечатление о людях. Вот совсем недавно докторшу из приемного отделения шестьдесят пятой больницы дома задушили с имитацией самоубийства, вроде как повесилась. На первый взгляд — кому только понадобилось ее убивать? Одинокая тетка, двенадцать лет назад переехала из Ташкента. Там продала две квартиры, здесь комнату купила. Жила тихо, скромно, с коллегами и соседями не конфликтовала, какие-то гости иногда приходили… А копнули и обалдели. Скромная докторша, оказывается, хранила общаковые средства и втихаря давала из них деньги в рост под большой процент. За это ее свои же и придушили. Но до этого же докопаться надо было…
— Или просто комнату тщательно обыскать, — поддел Савелий.
— Савелий, ты что — совсем того? — изумился брат. — Кто ж тебе станет общаковые средства в квартире хранить, тем более — в коммунальной?
— А где их положено хранить?
— Каждый сам решает этот вопрос, — уклончиво ответил Виталик. — Эта, например, рассовала его по банковским ячейкам, а ключи от них держала в тайнике под подоконником. Даже если кто и найдет, то не поймет откуда эти ключи. Что-то умное еще имеешь сказать?
— Имею! — огрызнулся Савелий. — Слово «имеешь» здесь совершенно не к месту. У тебя в школе что по русскому было?
— Три. Ты что забыл, что я был вечный троечник? — хохотнул брат. — Пятерки только по физкультуре, и то благодаря тому, что физрук был нашим соседом.
— Оно и видно, — веско, со значением сказал Савелий и отключился, не прощаясь.
8
В последнее свое утро Николай Николаевич проснулся в прескверном расположении духа. |