Снаружи зашевелились караульные. Зашуршали башмаки по грязи, чуть звякнули кольчуги. Крисп невольно поднял взгляд; рука его машинально двинулась к ножнам.

— Чем можем служить, госпожа? — спросил один из халогаев.

Во всем огромном лагере «госпожа» была только одна.

— Я хотела поговорить с его величеством, если он меня примет, — ответила Танилида.

Караульный просунул голову в шатер, но Крисп опередил его:

— Конечно, я поговорю с госпожой.

Сердце императора перешло с шага на рысь. Несмотря на то что они ехали рядом каждый день, Танилида еще не заходила к нему в шатер ночью.

Стражник придерживал полог, пока Танилида заходила, шурша складками шелка. Крисп встал, собираясь поставить для гостьи складной стул, но не успел он потянуться к нему, как Танилида грациозно опустилась на колени, затем пала ниц, коснувшись лбом пола.

Кровь прилила к лицу Криспа.

— Встаньте, — хриплым от неопределенности чувств голосом потребовал он тихо, чтобы не услыхали стражники. — Не… не подобает вам падать ниц передо мной.

— Почему же, ваше величество? — спросила она, вставая с тем же кошачьим изяществом. — Вы мой Автократор; как могу я отказать вам в почестях, приличествующих вашему рангу?

Крисп раскрыл второй стул. Танилида села, и император опустился на прежнее место. Мысли его упорно разбегались.

— Это не то же самое, — проговорил он наконец. — Вы знали меня, прежде чем я стал императором. Богом благим и премудрым клянусь, вы знали меня, прежде чем я стал хоть кем-то.

— Я давно позволила тебе, моему другу, обращаться ко мне по имени. Я не могу отказать в этой привилегии и своему императору. — Слабая улыбка вздернула уголки ее губ. — И ты достиг очень многого за это время, как я вижу.

— Спасибо, — ответил Крисп неторопливо, чтобы не запнуться. Танилида возвращала его в те времена, когда он был более мальчиком, чем мужчиной. Он не хотел показывать этого и меньше всего — ей. Он заставил себя мыслить ясно. — И спасибо тебе за то, что заставила меня покинуть Опсикион — и тебя — той весной, даже против моей воли.

Танилида склонила голову к плечу:

— Теперь у тебя достает взрослой мудрости, чтобы понять, почему я так поступила. Я видела, что Опсикион мал для тебя, — а я тогда была слишком велика. Ты еще не стал тем, кем должен был стать.

Ее слова отражали его собственные мысли, и Крисп кивнул.

Он разглядывал ее. Танилида сохранила достаточно красоты, чтобы поражать взор даже при ярком солнечном свете. Светильники были милосерднее: теперь казалось, что она не постарела ни на день.

Ее вид, ее голос напоминали Криспу и о тех ночах, которые они провели вместе. Прежде он никогда не подумывал всерьез о том, чтобы женщина согревала его постель во время похода. Частью потому, признался он себе, что побаивался Дары. Но частью потому, что любил ее.

Но теперь он понял, что желает Танилиду. Чувства его к Даре никуда не ушли, но казались теперь далекими и не важными. Танилиду и ее тело он узнал задолго до того, как встретился с императрицей. Желание вновь лечь с ней в постель не казалось прелюбодейством — скорее возобновлением старой дружбы.

Он даже не подумал, как отнесется к этому Дара. Крисп поднялся, потянулся, подошел к заваленному картами столику в углу. Видесс лишился кубратских земель триста лет назад, но в имперских архивах еще хранились подробные, хоть и несколько устарелые карты страны, дожидаясь, пока она вновь станет провинцией империи.