Скажите
спасибо, что я не очень придираюсь, ведь может оказаться, что данные о вашей
даме в регистрационном бланке не столь уж, - он подчеркнул это слово, -
основательны.
Фердинанд сжимает кулаки, его душит злоба, он прячет руки за спиной,
чтобы не ударить по физиономии посланца государства; однако инспектор, судя
по всему, привык к подобным вспышкам и, не удостоив его взглядом, спокойно
закрывает за собой дверь. Разъяренный Фердинанд даже не сразу вспоминает о
Кристине, которая не сидит, а скорее лежит бездыханным трупом на стуле. Он
ласково гладит ее по плечу.
- Видишь, он даже не спросил твоей фамилии... Обычная формальность...
вот только этими формальностями они отравляют жизнь и доводят людей до
отчаяния. Неделю назад я читал, что... да, вспомнил... одна девушка
выбросилась из окна, испугалась, что ее отведут в полицию, будут проверять
на венерические заболевания... сообщат матери... И она предпочла броситься с
третьего этажа... Я прочитал об этом в газет, две строчки, всего две
строчки... Действительно, мелкое происшествие, мы ведь люди
неизбалованные... по крайней мере похоронят в отдельной могиле, а не в
общей, как прежде... да, дело привычное... в день умирает десяток тысяч,
чего уж там один человек, тем более такой, как мы, с которыми все дозволено.
Да, в хороших отелях государство щелкает каблуками и держит детективов,
только чтобы у дам не украли драгоценности, там никто не выслеживает ночью
так называемого гражданина... А меня стесняться нечего.
Кристина еще ниже опускает голову. Ей вдруг вспомнились слова немочки
из Мангейма: "... ночью тут только и ходят из номера в номер". И еще
вспомнилось: белоснежные широкие постели и утренний свет, двери, которые
закрываются легко и бесшумно, будто резиновые, мягкие ковры ваза с цветами у
кровати. Конечно, там все могло быть красиво, хорошо и легко, а здесь...
Ее передергивает от омерзения. Фердинанд, не зная, чем помочь,
бессмысленно повторяет:
- Ну успокойся, успокойся. Все прошло.
Но застывшее тело не перестает вздрагивать под его ладонью. Что-то в
ней оборвалась, нервы не выдержали чрезмерного напряжения и трепещут, как
телеграфные провода на ветру. Она не слушает его, она только прислушивается
к стуку, который продолжается от дверей к дверям, от человека к человеку.
Теперь они на верхнем этаже. Стук внезапно усиливается. Все громче и
громче повторяется: "Откройте! Именем закона!" Наступает короткая пауза,
Кристина и Фердинанд напряженно слушают. Опять барабанят в дверь, но уже не
костяшками пальцев, а кулаками. "Откройте! Откройте!" - повелительно рявкает
голос. Судя по всему, там отказываются подчиняться. Раздается свисток, топот
множества ног вверх по лестнице, и - четыре, шесть, восемь кулаков начинают
молотить по двери: "Немедленно откройте!" Затем следуют оглушительные удары,
треск дерева и - женский крик, панический, душераздирающий, пронзивший весь
дом насквозь. |