— Я тоже, — поддержала меня София.

— Однако при всем этом, — продолжал я, — мне кажется, я имею право сказать тебе, что я… сказать тебе о своих чувствах.

— Но без излишней лирики? — тихо добавила София.

— Дорогая моя, разве ты не поняла, что я отчаянно старался не произнести слов «я тебя люблю»?

Она прервала меня.

— Я все понимаю, Чарльз. И мне нравится твоя забавная манера излагать свои мысли. Ты можешь прийти ко мне, когда вернешься домой… если не передумаешь к тому времени…

Я, в свою очередь, прервал ее:

— В этом можешь не сомневаться!

— Всегда и во всем есть какая-то доля сомнения, Чарльз. Всегда может возникнуть какое-нибудь непредвиденное обстоятельство, способное нарушить все планы. Начнем с того, что ты обо мне почти ничего не знаешь…

— Я даже не знаю, где именно ты живешь в Англии.

— Я живу в Суинли-Дине…

Я кивнул при упоминании хорошо известного пригорода Лондона, знаменитого своими площадками для игры в гольф, куда съезжались поиграть финансисты из Сити.

— …в маленьком нелепом домишке… — мечтательно добавила она тихим голосом.

Должно быть, на моем лице появилось удивленное выражение, которое очень ее позабавило, и она прочитала до конца всю строчку из детского стишка:

— «И все они жили вместе в маленьком нелепом домишке». Это очень подходит к моей семье. Правда, домишко наш не такой уж маленький. Но явно нелепый — есть в нем и остроконечные шпили на башнях, и древесно-кирпичные конструкции!

— А семья у тебя большая? Есть братья, сестры?

— У меня есть брат, сестра, мать, отец, дядя, его жена, дед, его свояченица и вторая жена деда.

— Боже милостивый! — воскликнул я, несколько ошеломленный этим перечнем.

Она рассмеялась.

— Конечно, в обычное время мы не жили бы все вместе. В этом повинны война и бомбежки… Но мне кажется, — она наморщила лоб, размышляя, — мне кажется, что духовно наша семья всегда была объединена под бдительным оком и заботливым крылом деда. Мой дед — это личность. Ему перевалило за восемьдесят, ростом он всего четыре фута десять дюймов, но любой человек, оказавшийся рядом с ним, тускнеет.

— Он, по-видимому, очень интересный человек, — заметил я.

— Он действительно очень своеобразен. Он грек из Смирны. Аристид Леонидис, — сказала София и добавила с озорным огоньком в глазах: — Он чрезвычайно богат.

— Сможет ли кто-нибудь остаться богатым после того, как закончится эта жуткая война? — с сомнением произнес я.

— Мой дед сможет, — с уверенностью заявила София. — Никакой тактикой выкачивания денег из богатых его не проймешь. Он просто сам выкачает деньги из тех, кто пытается их выкачать из него. Интересно, понравился бы он тебе? — добавила она.

— А ты его любишь? — спросил я.

— Больше всех на свете, — ответила София.

Глава II

Прошло более двух лет, и я возвратился в Англию. Это были нелегкие годы. Мы переписывались с Софией довольно регулярно. Ни мои, ни ее письма нельзя было назвать Любовными.