— Что это с нами случилось?
— Наверное, это я виновата. Я вела себя глупо.
— Но теперь все прошло?
— Да, теперь все прошло.
Мы улыбнулись друг другу.
— Дорогая! Когда мы сможем пожениться?
Улыбка сползла с ее губ. Что-то, чем бы оно ни было, вернулось снова.
— Не знаю, — промолвила она. — Не уверена, Чарльз, что вообще когда-нибудь смогу выйти за тебя замуж.
— Но почему, София? Я стал чужим для тебя? Тебе нужно время, чтобы снова ко мне привыкнуть? Или в твоей жизни появился кто-нибудь другой? Нет, — остановил я сам себя. — Какой же я осел! Здесь что-то совсем другое…
— Ты не ошибся, дело совсем в другом. — Она помолчала, а потом еле слышно добавила: — Все дело в смерти моего деда.
— В смерти твоего деда? Но почему? Что она может изменить? Неужели речь идет о деньгах? Он ничего не оставил? Но, любимая, уверяю тебя…
— Дело не в деньгах. — На лице ее промелькнула улыбка. — Уверена, что ты взял бы меня замуж и в одной сорочке, как говорили в старину. К тому же дед никогда в жизни не терял денег.
— Тогда в чем же дело?
— Дело в самой смерти, Чарльз. Видишь ли, я думаю, что он не просто умер… своей смертью. Мне кажется, что, возможно, его убили…
Я в изумлении уставился на нее.
— Что за абсурдная мысль? Почему это пришло тебе в голову?
— Самой мне это не пришло бы в голову. Но сначала врач повел себя как-то странно, отказался подписать свидетельство о смерти. А теперь вот собираются делать вскрытие. Совершенно ясно, что они подозревают что-то неладное.
Я не стал возражать ей. София была умна. И если уж она сделала какие-то выводы, то на них можно было положиться.
Вместо этого я сказал с искренней уверенностью:
— Подозрения могут оказаться необоснованными. Но даже если, предположим, они подтвердятся, разве это может отразиться на наших с тобой отношениях?
— При определенных обстоятельствах может. Ты находишься на дипломатической службе. А там весьма придирчиво относятся к биографиям жен сотрудников. И, пожалуйста, молчи. Я знаю все, что ты порываешься сказать. Ты считаешь своим долгом сказать мне это… и, полагаю, ты действительно так и думаешь… и теоретически полностью согласна со всем, что ты намерен сказать. Но у меня есть гордость… я дьявольски горда. Наш брак должен быть безукоризненным во всех отношениях… и я не хочу никаких жертв во имя любви! К тому же, как я уже говорила, еще есть надежда, что все будет в порядке.
— Ты имеешь в виду, что доктор мог допустить ошибку?
— Даже если он не ошибся, это не будет иметь значение, если только убийцей окажется тот, кому следует.
— Что ты имеешь в виду, София?
— Понимаю, что говорить такие вещи ужасно. Но, в конце концов, к чему кривить душой?
Она предупредила мои дальнейшие расспросы.
— Нет, Чарльз, я не скажу больше ни слова. Наверное, и так наговорила много лишнего. Но я твердо решила встретиться с тобой сегодня и попытаться объяснить все. Мы не должны ничего решать, пока не рассеются все сомнения.
— Расскажи мне об этом по крайней мере, — взмолился я.
Она покачала головой.
— Не хочу.
— Но… София…
— Нет, Чарльз. Не хочу, чтобы ты смотрел на наше семейство моими глазами. Хотелось бы, чтобы у тебя сложилось о каждом из нас непредвзятое мнение с позиции объективного, постороннего наблюдателя.
— А как это сделать?
Она посмотрела на меня, и в глубине ее глаз зажегся странный огонек. |