Воссоздать Византийскую империю не удалось, но Александр — навсегда остался в истории. Не только как победитель Наполеона, но и, что для нас важно в рамках этой книги, как государь, не давший захлестнуть Россию европейскому экономическому кризису начала XIX века

То есть с точки зрения собственных интересов действовали французы вполне разумно и прагматично. Другое дело, что остальным странам это было абсолютно невыгодно; и России — в том числе.

А ведь поначалу нам тоже пришлось присоединяться к «континентальной блокаде»; после Тильзитского договора 1807 года иного выхода у Александра Т не оставалось. Привело это, однако, к последствиям весьма и весьма безрадостным.

Поскольку российская экономика напрямую зависела от торговли с англичанами, объемы импортно-экспортных операций моментально упали в 4–5 раз. Если в 1806 году в Кронштадт зашло 3574 иностранных судов, то в 1808-м — всего-то 65.

Или возьмем, к примеру, такой мирный продукт, как сахар. Никаких проблем россияне с ним испокон веков не знали, могли чаевничать в прикуску сколько душе угодно. В 1804 году через один только Кронштадтский порт иностранные купцы привезли в Россию 488,7 тысячи пудов сахара, что соответствовало примерно годовой норме потребления.

А в 1809-м сахар разом превратился в страшный дефицит: сами мы его практически не производили, а объемы импорта сократились катастрофически — теперь уже через все российские порты ввезено было лишь 102 тысячи пудов.

И так практически во всем. Вот тебе, бабушка, и рост цен — в 2–3 раза на весь импорт за несколько лет.

Как следствие, резко снизился сбор налогов; нет торговли — значит, нет ни акцизов, ни пошлин.

Пришлось снова разгонять печатный станок. В 1786–1810 годах в обращение была выпущена колоссальная сумма — 579 миллионов рублей ассигнациями. Естественно, тут же скакнула инфляция.

До присоединения России к «континентальной блокаде» за 1 бумажный рубль давали 67,5 копейки серебром, причем курс этот стабильно держался с конца минувшего столетия.

В 1811 году — уже немногим более 25 копеек, падение — почти в 3 раза.

В конце концов Александр I уразумел, что дальше так продолжаться не может; если бы не начавшаяся вскоре война с французами, Россия самостоятельно прекратила бы блокаду. (Показательно, что едва только Бонапарт пересек Неман, как в Петербурге немедленно опубликовали манифест о возобновлении торговых отношений с Британией.)

Жесткая защита собственных экономических интересов — вот единственно правильная политика для любого государства; если оно, конечно, не хочет попасть под чью-нибудь железную пяту, чужую.

К счастью, Александр I — при всем своем либерализме и масонстве — это осознал. Потому и не впал в другую крайность — не пошел по пути финансового закабаления Британией, хотя многим это представлялось оправданным и логичным, да и займы от англичан Россия получала регулярно. И правильно сделал. Еще неизвестно, с кем дружить было безопаснее — с Парижем или Лондоном. С такими друзьями и врагов не надо…

…Международная доктрина англичан гуманизмом никогда не отличалась, решать все свои проблемы они традиционно предпочитали чужими руками.

Главным плательщиком по британским счетам выступала несчастная Индия.

Англичане с ней не церемонились: индийцы — это же не джентльмены… и вообще — не совсем люди.

Свои колонии они никогда не рассматривали как часть собственной страны, только как источник сверхдоходов. (Эту практику, впрочем, исповедовали и все остальные колониальные державы, кроме одной-единственной ненормальной России.)

До 1858 года Индия официально даже не являлась колонией Британии.