22 года — это целая эпоха; от Чкалова до Гагарина. Эпоха, которая могла сложиться намного тяжелей и голоднее, если бы не Арсений Зверев…

Не так страшен черт…

В эпиграф к этой главе мы вынесли слова Рузвельта: «Бояться надо только одного — своего собственного страха».

Куда ни кинь — везде разговоры о кризисе. Политики, ученые, экономисты стращают нас жуткими прогнозами в духе Апокалипсиса.

Но вот уже скоро год, как кризис вторгся в Россию, а Апокалипсиса — все нет и нет.

Конечно, тяжело. Конечно, нелегко. Многие остались без работы. Падают продажи. Снижается производство.

Вопрос только, с чем сравнивать. Если со вчерашним благополучием — тогда, да, впору лезть в петлю. А если — с временами позавчерашними?

Так уж человек устроен: все плохое забываем мы быстро, еще быстрее — привыкаем к хорошему.

К середине мая нынешнего, 2009 года, официальная безработица в России составила 2,25 миллиона человек.

Но 15 годами раньше — в 1994-м — она была неизмеримо больше; 5,5 миллиона. В 1996-м — почти 6,5 миллиона. А под занавес столетия, накануне отставки Ельцина, перевалила за 9 миллионов. И ведь никто не бил в набат, не предрекал конца света. Эти цифры воспринимались совершенно обыденно, другой жизни мы себе и не представляли.

Когда в 1990 году доходы высоко- и малообеспеченного населения различались в 4,4 раза, это казалось вселенской катастро-фой. Но через 10 лет они разнились уже в 14 раз, а дифференциация оплаты труда вообще достигла размеров ужасающих — 34 порядка. И ничего. Жили себе, не тужили.

Как писал Зощенко, человек не кошка, ко всему привыкнуть может… Пока катишься вниз, кажется, что это — навсегда. И лишь потом понимаешь: у катастрофы нет дна, падение может быть и бесконечным…

Мы хорошо помним дефолт 1998 года, когда рубль молниеносно дешевел. Еще вчера за доллар давали 6 рублей, сегодня — 7, затем — 8, 9… Один из нас работал тогда в газете и, получив зарплату с гонорарами сразу за несколько месяцев, долго мучился собственной жадностью: переводить рубли в СКВ по такому грабительскому курсу просто не поднималась рука. А потом мучился еще больше оттого, что поддался эмоциям; мог купить по 12, а приходится — уже по 18…

Карабкаться вверх неизмеримо труднее, чем падать с обрыва. Падаешь — мгновенно, поднимаешься — по сантиметру.

По уровню рождаемости, например, мы лишь подошли к показателю 1990 года и очень этим гордимся. Хотя, не окажись тогда страна во власти дилетантов и шарлатанов, такого демографического падения просто бы не случилось. Дешевле и легче избежать провала, нежели мучаться потом, восстанавливая утраченное.

Так что весь вопрос в угле зрения; от какой печки плясать. Полстакана — это всего полстакана или целых полстакана.

Взять ту же злополучную нефть, один из главных источников нашего могущества и богатства.

Все хватаются за голову: нефть катастрофически подешевела. Подешевела относительно чего? Если суперцен лета 2008-го — это одно.

Но еще совсем недавно — в 2004-м — баррель нефти стоил 36 долларов. В 2006-м — 60–70. Причем, когда рынок «черного золота» достиг отметки в $ 63, экс-премьер Михаил Касьянов, как раз накануне перешедший в стан оппозиции, объявил, что цена эта — «неблагодарная» и «спекулятивная». Справедливой, по его мнению, должна быть — $ 20–25.

Сегодня же нефть торгуется уже по 60 долларов, то есть вернулись мы всего-навсего к ценам четырехлетней давности.

Неприятно, конечно, однако все могло быть гораздо хуже. Ничто не мешало упасть до уровня 1990-х годов. Если бы рухнула финансовая система — а все предпосылки к этому имелись — сегодняшнее время показалось бы счастливой благостью…

Посмотрите, например, что творится в соседней Латвии, где власти вынуждены вдвое сокращать зарплаты полицейским, врачам и учителям; в казне — элементарно нет денег, над страной в полный рост зависла угроза дефолта.