Он снова проезжает через Скандинавские страны, к которым у него давняя симпатия — все-таки это родина его далекого предка Рюрика и главный центр великого оледенения, изучением следов которого он с увлечением занимался. Под охраной двух миноносцев (ведь шла война) британский пароход «Юпитер» прибыл в Берген. Из Бергена через тоннели и заснеженные перевалы пересеченных железной дорогой Скандинавских гор поезд доставил его в Христианию. Оттуда он отправил телеграмму в Стокгольм лидеру социал-демократической партии Швеции Яльмару Брантингу. В шведской столице, принимавшей в 1864 году предшественника Кропоткина Михаила Бакунина, его очень тепло встретили — там анархистов такого масштаба не боялись. Состоялась короткая дружеская беседа с Брантингом и его коллегами, освещенная шведской печатью, речь в которой шла главным образом о положении в России. И Кропоткин отправился дальше на восток, вспоминая, как он вышагивал когда-то, осматривая карьеры, по шпалам еще только строившейся железной дороги из Гельсингфорса в Санкт-Петербург.

Именно тогда им было принято решение, круто изменившее всю жизнь, но благодаря которому его так торжественно готовятся встретить в столице. О его предстоящем приезде пишут все газеты; уже опубликовано его открытое обращение к русскому обществу, в котором говорилось: «Трудно выразить словами чувства, переживаемые нами при возвращении на родину после долгих лет изгнания. Еще труднее выразить счастье возвращения в обновленную, свободную Россию, — не по милости монарха, а по воле русского народа…»

Поезд с большим опозданием прибыл на пограничную станцию Белоостров. Во время недолгой стоянки Кропоткин обращается с речью к собравшимся на перроне, стоя в дверях вагона. В ту же ночь, в 2 часа 30 минут 14 июля, он вместе с другими приехавшими был уже на Финляндском вокзале Петербурга. Офицеры Семеновского полка, взявшись за руки, образовали ограждение вокруг приехавших, провели их на привокзальную площадь. Площадь заполняла огромная толпа (газеты писали, что пришло 60 тысяч человек), оркестр играл «Марсельезу», ставшую теперь гимном новой России.

Встретить Кропоткина пришли министры Временного правительства, среди них — будущий его председатель А. Ф. Керенский. С ним Кропоткин не был знаком, но волею судеб адвокату Керенскому, возглавлявшему комиссию по расследованию обстоятельств Ленского расстрела в 1912 году, довелось побывать в тех местах, откуда началась Олёкминско-Витимская экспедиция Кропоткина. Пришел также старый друг Петра Алексеевича Николай Чайковский, уже несколько лет живший в России и занимавшийся организацией кооперативного движения, избранный председателем старейшего в России независимого от государства Вольного экономического общества.

На другой день после встречи Петр Алексеевич писал в дневнике: «Приехал в Петроград 1/14 июня в 2 ч. ночи. Толпа в 60 000. Саша, племянницы Поливановы… Катя приехала уже в Белоостров. Почетный караул от семеновцев. Так и не добрался до него… Когда я вышел, меня безусловно чуть не раздавили. Саша едва упросила оркестр семеновцев замолчать… Офицеры хотели нести меня на руках. Я отказался. Соню чуть не растоптали. Тогда 8 офицеров… схватясь руками, окружили меня кольцом… с невероятными усилиями пробивались сквозь колышащуюся толпу. Пробились не к караулу, а к зале, где меня ждали Керенский и несколько] других министров и Н. В. Чайковский. Приветственные речи. Коротко ответил. В 3 часа ночи добрались до автомобиля». А вот что писала в мемуарах уже упоминавшаяся племянница Кропоткина Екатерина Половцева: «Стояли белые петербургские ночи. При слабом свете утра выстроились шпалерами войска с знаменами и плакатами… В 1 ч.