– Нет! – воскликнула Унцала и попыталась вскочить, но стоявший позади преторианец не дал ей этого сделать.

Зрение у Ларса вновь помутилось, а когда вернулось, он увидел, как лежащее тело разделывают в три пары рук, и кровь хлещет на песок потоками. Один из младших жрецов извлек из-под сутаны чашу и деловито наполнил ее красной жидкостью, другой водрузил на блюдо еще трепещущее сердце.

– Плоть и кровь! – воскликнул старший служитель, подавая посудину хозяину Мерцающего трона.

Тот принял ее двумя руками и осушил в один глоток.

– Аве! – проревел он, и вонзил крепкие зубы в сердце Индри, выдирая из него кровоточащие куски.

Жрецы резали труп, ломти мяса летели в стороны, и сидящие на скамьях люди хватали их. Чавкали, давились, но жрали человечину так, словно она была самым редким кушаньем Империума.

– Аве, Кесарь! – крики звучали нестройно, вразнобой, будто зрители внезапно опьянели.

Ларс и сам чувствовал одурение, вяжущую слабость в мозгу, невозможность поверить, что все это происходит на самом деле – жрец Божественной Плоти, роющийся в животе Индри, забрызганная кровью борода, женщина на троне, с улыбкой откусывающая от печенки, зрители на скамьях, что обгладывают кости, и все это в неверном, мерцающем свете престола и виброклинков.

Обезображенные останки утащили прочь, место высокого горожанина заняла безымянная брюнетка. Служитель с седой бородкой отрезал ее грудь и вручил хозяину Мерцающего трона, и только затем вонзил нож в горло непрерывно визжавшей девушки.

Владыка Империума с наслаждением впился в женский сосок, разгрыз его, как орех.

– Нет, нет… это бред… – прошептала Унцала.

«Теперь понятно, для чего ему столько «избранных» с разных планет, – подумал Ларс, вспоминая свои мысли в космопорту. – Такое жертвоприношение раз в неделю… Плоть и кровь народа… Надо бежать отсюда…»

Но едва повернул голову, как увидел, что преторианец стоит рядом и следит во все глаза, чтобы будущий деликатес не взбрыкнул.

Нет, с этим здоровяком ему не справиться, а значит… остается только умирать.

Рати попытался вырваться из рук жрецов, но его оглушили, затем привели в себя и только после этого убили.

– Сердце народа бьется в моем сердце! – прокричал хозяин Мерцающего трона, вскидывая обагренные руки.

Толпа отозвалась даже не криком, а полувоем-полустоном экстаза, и Ларсу вновь стало дурно, перед глазами все поплыло, захотелось немедленно проснуться на Аллювии, у себя дома…

Дома, который он больше не увидит, куда он не вернется.

Не выполнит обещание.

– Аве, Кесарь! – пронзительно завопили рядом, и Ларса схватили под руки, подняли на ноги.

Он сжал зубы – только не закричать, не показать своего страха…

Треск ткани, влажный воздух коснулся обнаженного тела, последовал толчок, и шершавый песок оказался под спиной. Взлетела худая, перевитая венами старческая рука с виброножом, и теперь нужно не закрыть глаза, смотреть до последнего, до момента встречи с Обратной Стороной…

– Стойте! – Прозвучавший голос был женским, он перекрыл рев сотен глоток.

Вскинутый клинок замер, Ларс поднял глаза.

Очень высокая женщина с седыми волосами, облаченная в алое, вступила на песок и пошла к ним.

– Как ты смеешь, ведьма! – взвизгнул пожилой жрец, и лицо его исказила ярость. – Здесь, в жертвенном круге, власть понтификов, моя власть, и ты не смеешь вмешиваться в ритуал!

– Опасные слова, Луций, – сказала женщина. – В Империуме один источник власти.

– Что там у вас? – недовольно поинтересовался владыка Мерцающего трона.

Ларс замечал десятки обращенных на него взглядов, любопытных и равнодушных, полных алчной кровожадности и благоговения, но лица всех сидевших на скамьях сливались для него в одно.