Он стучался в дверь домика, который Тимара делила с Сильве – и якобы с Джерд. Они втроем поселились вместе почти сразу же после того, как хранители начали обустраиваться в поселке. Тимара не помнила никаких обсуждений данного вопроса: просто казалось логичным, чтобы все три хранительницы жили вместе.

Харрикин помог им решить, какую именно из полуразрушенных лачуг назвать своей, – и помогал с обустройством хижины. Благодаря Харрикину дымоход теперь вытягивал дым из комнаты, крыша протекала лишь в том случае, если ветер становился очень сильным, а на окнах красовались ставни. Предметы мебели были немногочисленными и грубыми, но привычными для хранителей. Они взяли пример с Карсона: выдубили оленьи шкуры и натянули их на врытые в земляной пол колья, создав основу для постелей. Потом они вырезали из дерева ложки. Тимара была в числе лучших охотников, поэтому у них всегда было мясо: и чтобы поесть самим, и чтобы произвести обмен с другими хранителями. Тимаре нравилось проводить вечера с Сильве – и она любила, когда другие хранители заходили посидеть у огня и поболтать. Поначалу Татс частенько гостил у них, да и Рапскаль тоже.

Джерд редко проводила ночи дома, но порой заглядывала, чтобы порыться в своих вещах в поисках какого-то предмета или поесть, жалуясь при этом на того мужчину, с которым на тот момент делила постель. Несмотря на свою антипатию к Джерд, Тимара со странным интересом прислушивалась к тому, как Джерд обличает своих любовников. Ей претило небрежное отношение Джерд к сексу, ее вспыльчивость, готовность выложить самые интимные подробности и то, как часто она бросала одного партнера, чтобы переехать к другому. Она пожила с несколькими из хранителей не один раз. Ни для кого в их тесной группе не было секретом, что Бокстер безнадежно в нее влюблен. С Нортелем она сожительствовала уже трижды, а медноглазый Кейз отличился тем, что буквально выгнал ее из дома. То, что их связь прекратилась именно по его инициативе, Джерд не только рассердило, но и изумило. Тимара подозревала, что Кейз проявил преданность своему двоюродному брату Бокстеру и не пожелал разбивать ему сердце.

Однако в тот первый вечер после их с Рапскалем ночевки в Кельсингре Джерд, конечно, заявилась домой. Она так и сыпала мелочными и обидными замечаниями. К примеру, она поспешила напомнить Тимаре о том, что Рапскаль когда-то тоже был ее любовником, пусть и недолго, да и Татс делил с ней ложе. В ее присутствии Тимаре еще труднее было мягко ответить Рапскалю, что у нее нет желания гулять с ним сегодня вечером. Она отказала ему и на следующий день. Когда она наконец призналась ему, что сомневается в разумности своего поступка и что ее страх зачать ребенка гораздо сильнее ее страсти, Рапскаль удивил ее тем, что серьезно кивнул:

– Да уж, проблема… Я постараюсь выяснить, как Старшие в прежние времена предотвращали зачатие, а когда узнаю, то скажу тебе. Потом мы сможем наслаждаться без страха.

Он произнес это совсем недавно, когда они бродили по берегу реки, держась за руки. Она громко рассмеялась, как всегда очарованная и испуганная той ребяческой прямотой, с которой он говорил о вещах определенно не детских.

– Ты с легкостью отбросил все правила, с которыми мы росли? – спросила она.

– Правила больше на нас не распространяются. Если бы ты летала со мной в Кельсингру и больше времени проводила с камнями памяти, ты бы уже была в курсе.

– Поосторожнее с камнями памяти! – предостерегла его Тимара.

Это тоже являлось негласным законом. Дети из Дождевых чащоб были осведомлены о том, насколько опасно прикасаться к воспоминаниям, хранящимся в камнях.