Эрин хотела оттолкнуть его, но у нее не было на это сил.

 Львенок бегал вокруг алой завесы, явно тревожась и желая хоть как-нибудь помочь.

 Эрин сжала зубы, ненавидя себя за то, что подвела всех.

 Она была Женщиной Знания, и у нее еще оставались невыполненные задачи. Она должна сражаться единственным оставшимся способом.

 Грейнджер повернулась так, чтобы Руну было удобнее добраться до рюкзака на ее спине.

 — Книга, — прошептала она.

 Несомненно, в Кровавом Евангелии должен быть какойто ответ. Она взяла фолиант в этот дальний путь не только потому, что не верила Бернарду, но и потому, что знала: этой книге еще предстоит сыграть какую-то роль. Женщина Знания и эта книга неразрывно связаны. Это, должно быть, очень важно.

 «Но если я умру, все знания Кровавого Евангелия умрут вместе со мной».

 Она не могла позволить, чтобы это случилось, — нужно было что-то предпринять.

 Возможно, сочтя, что исполняет ее предсмертное желание, Рун убрал пальцы с ее шеи, взял ее руку и показал, где нужно прижимать сосуды. Только потом он достал из рюкзака Эрин Евангелие и вынул из чехла. Положил открытую книгу на снег перед женщиной, а потом сразу же вновь зажал артерию близ раны, шепча молитву.

 Эрин повернула голову, коснувшись щекой края переплета. Большинство страниц были пусты, все еще ожидая, пока их заполнят слова, начертанные Христом давным-давно. Бернард когда-то сказал ей, что Кровавое Евангелие может содержать ключ к тому, чтобы освободить божественную природу в каждом человеке, но это знание сокрыто на пустых страницах. Если и так, то из-за ее неудачи мир никогда не узнает этого.

 Рун открыл книгу на странице, содержавшей последние строки пророчества: возможно, он надеялся, что она найдет в них дополнительное значение. Но видны были лишь эти слова — они ярко горели золотом, словно смеясь над поражением Эрин.

 Дрожащим пальцем женщина перевернула страницу с пророчеством и положила свою окровавленную ладонь на следующий, пустующий лист. Она ощутила, как бумага под рукой становится теплее, а ее поверхность невероятно гладкой.

 Рун ахнул, когда под пальцами Эрин возникли начертанные золотом слова, как будто кто-то только что написал их на бумаге, и как они, строчка за строчкой, заполнили страницу донизу.

 Он помог ей перевернуть эту страницу, потом следующую.

 Все больше слов, все больше строк...

 Рун быстро листал книгу.

 — Она заполнена до конца, — с благоговением произнес он.

 Эрин изучила страницу, на которой они остановились, и осознала, что не может прочесть написанное. Начертание букв было похоже на символы енохианского языка, придуманного Джоном Ди для бесед с ангелами.

 Она прикрыла глаза, пытаясь понять, почему Христос решил заполнить остальную часть Евангелия на енохианском языке, в то время как предыдущие пророчества были написаны по-гречески, на языке людей. Зачем писать все прочее на ангельском языке? Только один ответ имел смысл. Возможно, эти новые слова — а возможно, и все Евангелие — предназначались не для человечества, но для ангелов.

 «Нет, не для ангелов, — поняла она и открыла глаза. — Для ангела... одного ангела».

 Неудивительно, что записи на этих страницах проявились только теперь, в долине Цум.

 Эрин обратила лицо к единственному присутствующему здесь ангелу.

 Люцифер сидел на своем черном троне и смотрел прямо на нее.