Тело Кати было податливым, словно лоза, и он, плотно прижав ее к себе, закружил в танце. От Шиллера не скрылось выражение Лидии, сидевшей за столом с деланной улыбкой, — ничего, кроме обиды и злости на ее лице не читалось.

Вечер был в разгаре, когда Лидия из-за ничего вдруг вскочила и, не попрощавшись, ушла.

Я ехал встречать прилетевшего утренним рейсом Лазарева.

Еще два дня назад я отправил в главное управление уголовного розыска МВД СССР все оперативные материалы и подробную справку о проделанной нами работе. И ждал реакции главка, но ответа пока не было.

«Почему молчат? — удивлялся я. — Может, что-то не так? Но при любом раскладе должен же быть какой-то ответ?»

Я впервые с нетерпением ждал Лазарева, надеясь, что он прояснит ситуацию и что-то расскажет.

Электронные часы в зале ожидания мигали секундами. Глянцевые журналы не отвлекали меня от мыслей о работе.

Наконец, я увидел Лазарева. Он шел по коридору в сопровождении двух молодых людей. Завидев меня, гости повернули в мою сторону.

— Абрамов, — представился я.

— Это Сычев, — указал на одного Лазарев. — Он будет отвечать за следствие в нашей группе. А это Кондратьев, он будет курировать оперативный блок, как и вы.

Мы вышли из здания и направились к машине.

— Что нового в Москве, в МВД? — не вытерпел я.

Лазарев, словно не слыша, сел на переднее сиденье и молчал всю дорогу.

В гостинице, пока прибывшие оформлялись, Лазарев отвел меня в сторону и в полголоса сообщил:

— Кондратьев из конторы. Не исключаю, что и Сычев тоже.

Я подхватил тяжеленный чемодан Лазарева и понес на второй этаж, в номер шефа.

— Что-то ты, Абрамов, сделал не так, — уже в номере сказал Лазарев. — То ли слишком глубоко копнул, то ли что другое. Мне накануне отъезда звонил брат и велел ограничиться розыском машин и не лезть больше никуда. Насколько я понял, похоже, звонили из правительства Казахстана и просили ограничить работу бригады рамками уголовного дела. Теперь, дорогой мой, шаг влево, шаг вправо будет расцениваться как попытка к бегству. Голову за эти дела точно снимут. Ты, надеюсь, это понял уже, когда я тебе представил Кондратьева?

— Спасибо, — ответил я. — Теперь мне, по крайней мере, все стало ясно — и молчание Москвы, и многое другое.

«Значит, достучался Каримов до высоких московских кабинетов, — решил я. — Испугался, начал паниковать. Сейчас попытается через Москву вытащить из меня все сведения по транзитным рейсам Шиллера. Да, парень, твой испуг мне понятен, и кроется он сейчас именно в Шиллере, Мустафе и Кунаеве. Если ты умный, в чем я не сомневаюсь, тебе придется полностью зачищать всю эту цепочку. Сейчас это сделать довольно сложно. Эти люди хорошо осведомлены и просто так не дадутся. Придется изрядно попотеть. Тебе было бы легче отодвинуть меня от дела. Но, видишь, и это у тебя не получилась. Ну что, Каримов, посмотрим кто кого?»

Я вышел из гостиницы и поехал в городской отдел милиции.

В кабинете достал из сейфа все бумаги и засел их перечитывать.

«Никаких копий и оригиналов! — решил я для себя. — Все, что у меня было, отправлено в Москву, больше ничего нет». И пододвинул к себе машину для уничтожения документов. С ее помощью были ликвидированы справки, меморандумы, агентурные сообщения «Верного» и все-все остальное.

Собрав бумажную соломку в полиэтиленовый пакет, я вышел на улицу, свернул за угол здания, оглянулся, чтобы никто не видел, высыпал все в пустой мусорный ящик и поднес спичку.

Бумага вспыхнула, и через минуту-другую в ящике остался лишь пепел. Я вытряхнул его из ящика и растер по земле.