— А с ранами на теле директора музея сравнивали?

— Конечно. Клинки другие. Но характер нанесения ранений тот же. Я бы, учитывая свой опыт в этом деле, рискнула высказать смешную идею…

— Ваши идеи, Людмила Викторовна, не могут быть смешны…

— Что раны нанесены либо мужчиной слабой физически конституции и с женскими, я бы сказала, манерами, либо — женщиной, даже точнее — разными женщинами. Характер ран в общем то одинаков на всех трех трупах. Но есть вариации…

Ну, загадочки загадываем. И что делать розыску? Каких — то дамочек, вместо матерого убийцы, искать. И потом, конечно, извините, чепуха какая то — зверское изнасилование в обычной и извращенной форме и — телесные повреждения, нанесенные, как Вы говорите, женской рукой…

— Я не сказала женской, я сказал — как бы женской, или так: рукой женщины, которая хотела бы, чтобы ее удары ножом приняли за мужские. Удары глубокие, требующие большой физической силы, которой обычно обладают мужчины, но порезы такие бывают, понимаю, ненаучный язык, от женской руки.

Ну, загадки, которые преступники загадывают операм, — к этому Петруничеву было не привыкать. А вот когда твои же коллеги дают маху, — тут все неожиданно и подготовиться к этому невозможно.

Лопухнулся Деркач.

Офицер безусловно честный и старательный, он, возможно, просто поторопился отчитаться.

Во всяком случае, когда в ГУВД доставили изъятые у Авдеева при обыске предметы для проведения с ними экспертно — криминалистической работы, и Скибко пришел на них взглянуть, и запросил протокол обыска и изъятия этих вещей, то протокола этого среди сопровождавших предметы документов не обнаружилось.

Петруничев вызвался еще раз допросить Авдеева. Под протокол, в присутствии прокурора города Мищенко, который вопросов не задавал и только что — то записывал в блокноте.

— О чем базар, гражданин начальник, — канючил Авдеев, — я ж ранее не сидел, не привлекался, в натуре, гад буду.

— Будешь, будешь, — заверил его мрачный и раздосадованный промахом Деркача., Петруничев.

— Я за базар отвечаю, начальник. Зачем мне отпираться? Никаких таких серьезных преступлений кроме обычных мужских промахов. И что тут на меня, извиняюсь, вешает гражданин следователь, который лейтенант, в натуре не знаю. Клянусь мамой и бабушкой, мир ихнему праху…

— Что Вы делали и где были вечером 8 августа 1998 г.?

— Ну где я мог быть, гражданин начальник, — дурашливо развел руками Авдеев, сияя фиолетовым фингалом, полученным при задержании от скорого на руку капитана Гвоздева. — Это вопрос — … Не в филармонии же областной. Туда — . ехать и ехать. А тут жизнь, можно сказать, мимо проходит в виде, извиняюсь, крепких бабенок и крепкого вина. И я сдался, патетически развел он руками, почему — то обращаясь к склонившему голову прокурору города Мищенко. — Выпивал дома в обществе прелестных девиц старшего возраста Тамары Лисюк и Веры Щербаковой.

— Как у Вас оказались две пары дамских часов и два перстенька желтого металла, — можете объяснить?

— Натурально, — выиграл их в карты, в подкидного дурака, что между прочим не возбраняется законом.

— У кого?

— Да у баб этих, у кого еще? У Томки и Верки.