Три года назад она не могла себе позволить даже такую мелочь, как целые, нештопаные колготки…
А сегодня в ушах и на пальцах Амалии Петровны посверкивали крупные бриллианты самой высокой чистоты, а в «ракушке» под окнами трехкомнатной квартиры стояла новенькая серебристая «Тойота».
Всю последнюю неделю Амалии Петровне не везло. Не было сырья, а его требовали срочно, причем не для очередной серии препарата на продажу, а для какого-то конкретного, очень важного человека. Речь шла не о деньгах, а о «крыше», о крупном чиновнике то ли из Минздрава, то ли из МВД.
Когда неделю назад Амалии Петровне позвонили, она ответила коротко: «Надо — значит будет». Однако, просмотрев свой резервный список, обнаружила, что раньше чем через месяц никакого нового поступления сырья не предвидится. Она стала обзванивать своих поставщиков. Их было немного, всего четверо — трое в Москве и один в Клину. Но и у них пока было пусто.
На третий день Амалию Петровну пригласили для разговора в ресторан «Христофор Колумб» на Тверской, и разговор состоялся весьма серьезный.
Впрочем, возникшую проблему нельзя было назвать неожиданной. Три года дело набирало обороты, росло число заказчиков. Еще два месяца назад Амалия Петровна предупредила:
— Мы работаем без сырьевых запасов. Уходит все — до миллиграмма. Холодильник пуст.
— Ну что же делать? — ответили ей тогда. — Ищите новые варианты, разрабатывайте новые источники. Это ваша прямая обязанность. Нельзя же выстраивать наших заказчиков в очередь.
Легко сказать: «новые источники»! В тот же вечер она еще раз обзвонила поставщиков и назначила каждому из них встречу в разных местах Москвы на разное время, с интервалами в два часа.
От Лесногорска до Москвы Амалия Петровна доехала на своей «Тойоте» за тридцать минут. С часу дня до десяти часов вечера она побывала в четырех валютных ресторанах в центре Москвы. Заказывала себе везде одно и то же: фруктовый салат с обезжиренными взбитыми сливками и апельсиновый сок. Примерно одинаковыми были и беседы, состоявшиеся в четырех ресторанах.
— Но я же не могу первую попавшуюся бабу убедить, что ее ребенок — урод, и отправить к вам! — так или примерно так отвечал, выслушав Амалию Петровну, каждый из четырех ее собеседников.
— Именно так ты и сделаешь. Только выбирай старых первородящих. Там всегда можно что-то потом придумать, — наставляла она.
— Это очень, очень рискованно. Почему такая срочность? Неужели нельзя немного подождать?
— Подождать нельзя, — тихим ледяным голосом отвечала Амалия Петровна, — но тебя это уже не касается. Можешь идти. До свидания.
Ни один из поставщиков не ушел.
В десять тридцать вечера у Амалии Петровны состоялась последняя встреча, уже не в ресторане. Сев в свою «Тойоту» у американского бара на площади Маяковского, она вырулила на Садовое кольцо, в сторону Патриарших прудов. Подъехав к скверу, остановила машину у края тротуара, почти упершись в бампер черного «БМВ». Выйдя из машины, она открыла дверцу «БМВ» и уселась на заднее сиденье.
— Завтра, с девяти до шести. Четыре возможных варианта.
Она медленно и четко произнесла три московских адреса и один клинский, затем вышла из «БМВ», села за руль своей «Тойоты» и поехала домой, в Лесногорск.
Весь следующий день она нервничала. На утреннем обходе придиралась к сестрам, рявкала на лечащих врачей, потом зачем-то вызвала к себе в кабинет старенькую санитарку тетю Клаву, которая работала в больнице сорок лет, и наорала на нее так, что старушка заплакала и написала заявление об уходе.
В шесть часов вечера Зотова закрылась в своем кабинете, достала пачку сигарет и закурила. |