Комбинация очень редкая в средней школе, особенно среди парней.
Это была та сторона жизни Джейсона, о которой я ничего не знала.
– Мне казалось, что ты поступил на факультет экономики, когда мы только познакомились, а не на театральный.
– Мои родители не стали бы платить за театральный факультет. Зато заплатили за степень в области экономики.
– Если тебе не надо было платить за колледж, почему ты выбрал работу стриптизера?
– Одни адские вопли моих родителей того стоили. Но еще это был способ учиться в колледже на дневном отделении.
– Остальная часть твоей семьи думает, что ты гей? – спросила я.
– Моя старшая сестра точно так считает. Насчет остальных я не знаю. Возможно. Я стриптизер и живу с Жан‑Клодом.
– Они думают, что ты живешь с ним так же, как с Перди, – уточнил Натаниэл.
– Да. – Ответил Джейсон.
Я положила свою руку Джейсону на живот, без тени секса, просто ради утешения.
– Проблемы с ней, наверное, напомнили тебе о проблемах с твоей семьей.
– Да уж, времечко выбрано прекрасное, да?
Натаниэл приподнялся на локте, опираясь на мое бедро.
– Что ты будешь делать?
– За исключением смены работы, все то, чего так хотелось моему отцу, буду мужчиной, женюсь, заведу семью, черт возьми. – Он поднялся с подушки, обнял меня поперек живота, спрятав лицо у меня на плече. – Вы не поверите, чего хотела бы от меня моя мама.
– Чего же? – спросил Натаниэл.
Я почувствовала улыбку на лице Джейсона, прижатом к моему плечу.
– Она хотела, чтобы я привел свою подругу домой, чтобы доказать отцу, что я нормальный. Тогда он сможет уйти с миром.
– Очень неудачный момент для вашего с Перди расставания, – заметила я.
– Возможно, я даже привел бы ее домой, Анита. Но ты понятия не имеешь, как глубоко засела в ней ревность. Она взорвалась бы, как только любая из моих старых подружек поздоровалась бы с нами на улице.
– Ревнива до безумия, – согласилась я.
Он кивнул, прижимаясь ближе, будто я его плюшевый мишка в натуральную величину.
– Я сказал ей, что мы с Перди разошлись. Она сказала «Приведи подругу, я знаю, что они у тебя есть. Приведи домой девушку и сделай своего отца счастливым».
– Что она имела в виду под словами «я знаю, что они у тебя есть»? – спросила я.
– Я был неразборчив в средней школе. Спал с любой девчонкой, которая того хотела. Весь город считал меня и моего лучшего друга парой. В лучшем случае они считали меня бисексуалом, а большинству вообще не было до этого дела.
– Для них ты все равно оставался геем, – сказал Нтаниэл, и было что‑то в его голосе, что заставило меня на него посмотреть.
– У тебя был опыт общения с людьми, которые так думали про тебя? – спросила я.
Натаниэл пожал плечами.
– Было дело, теперь я точно знаю, кто я и примирился с этим. Но когда ты моложе, это все воспринимается намного острее.
– Тебе двадцать один, не так уж ты и стар.
Он улыбнулся и поцеловал меня.
– У меня было длинное и трудное детство, это делает меня старше.
Он попал на улицу, когда ему еще не было десяти. Он стал проституткой, когда был не намного старше. В тринадцать он баловался наркотиками. Он завязал, когда ему было семнадцать, но когда Натаниэл говорил, что у него было трудное детство, это всегда звучало, как сигнал СОС с Титаника.
Я коснулась его лица, притянув его к себе, чтобы поцеловать. Он отодвинулся и рассмеялся.
– Даже мне понадобилось много времени, чтобы смириться с этим, Анита. |