– Ну нет, – запротестовала я.

– Ты не обязана это делать, Анита. Но это лишь во благо, тебе любой подтвердит.

– Ты действительно считаешь, что если отведешь меня к себе домой, сможешь порадовать своего отца? – Я постаралась, чтобы это не звучало с сарказмом или слишком резко, но видимо у меня не получилось.

– Он – жестокий ублюдок. Он даже не позволил моей матери рассказать, что он болен. Он сказал, что не желал, чтобы я видел его здоровым, и уж тем более не хочет, чтобы видел больным.

– Но, – начала было я.

– Но врачи говорят, что ему остались считанные недели. Он не доживет до следующего Рождества.

– Как давно вы с ним не виделись?

– Три года.

Я посмотрела на Натаниэла.

– Я не смогу кормить erdeur только от Джейсона.

– Ты ведь знаешь, что теперь лучше его контролируешь. Жан‑Клод может разделить ardeur между нами всеми. Я знаю, что это сработало, когда вы кормились от толпы в «Запретном плоде», но мы можем попытаться так кормить тебя в течение нескольких дней, как это бывает, когда ты поглощена полицейским расследованием.

Джейсон смотрел на меня.

– Ты и правда думаешь о том, чтобы сказать да?

– Ты и правда считаешь это хорошей идеей?

Он усмехнулся.

– Возможно, это плохая идея, но просто посмотреть, как ты и мой отец сталкиваетесь лицом к лицу, того стоит.

– Он ведь умирает, и мне казалось, что ты хочешь, чтобы я была с ним поласковее.

– Будь хорошей девочкой, если он будет хорошо себя вести, но не позволяй ему третировать себя. Он задира.

– Он и правда тебе не нравится?

Джейсон покачал головой.

– Нет.

– Он оскорблял тебя физически? – спросил Натаниэл.

Джейсон посмотрел на него со странным, почти пустым, выражением на лице.

– Он всегда делал мне больно, как бы случайно, стараясь сделать меня жестче. Он пытался учить меня спорту, и я приходил домой весь в крови и синяках. Наконец, он сломал мне руку, пытаясь учить меня играть в футбол, и мама запретила ему продолжать попытки. Он всегда старался не перейти границ. Когда бы я к нему не обратился, он всегда был слишком резок и груб, несмотря на мой возраст и рост. Я начал ходить к подростковому психологу, потому что это поощрял мой адвокат. На терапии мне объяснили, что отец пытался меня оскорбить. Он пытался причинить мне боль.

Я коснулась его лица.

– Мне очень жаль, Джейсон.

Его лицо было очень расстроенным.

– Мне тоже.

– Ты сам не хочешь ехать домой, не так ли? – догадался Натаниэл.

– Нет. Я попросил бы вас обоих поехать со мной, но тогда подтвердится то, чего так жаждут мой отец, да и весь город в придачу. – Внезапно он усмехнулся. – Не было ни одной девочки‑подростка, чей отец не ненавидел бы меня.

– Мне казалось, что то, что ты постоянно менял девушек, должно было сделать твоего отца счастливым. – Заметила я.

– Я тоже так думал, а он, оказывается, ненавидел меня еще и за это.

– Если кому‑то хочется тебя ненавидеть, ты не сможешь ему помешать, – сказал Натаниэл.

Джейсон кивнул.

– Да, мой отец ненавидел меня, сколько себя помню.

– Ты мой лучший друг, и если ты захочешь, чтобы я пошел с тобой для моральной поддержки, я пойду, – предложил Натаниэл.

Джейсон улыбнулся, затем покачал головой.

– Ничего личного, Натаниэл, но ты не сможешь помочь мне убедить отца, что я натурал.

– Натаниэл натурал, – заметила я.

– Но он не похож на образ натурала, который сложился у моего отца.