После долгой паузы Хоб заговорил, но, вместо того чтобы ответить на вопрос Тайрона, задал собственный:

– Твоя старшая дочь здорова?

– Да, господин, – ответил Тайрон. – Она в добром здравии. Но, боюсь, случившееся будет стоить ей рассудка, если ты не смилостивишься.

– Сколько ты принес? – спросил Хоб.

Тайрон повернулся и махнул мне рукой, приказывая выйти вперед. Я снял с шеи цепь и положил мешок на мраморный пол рядом с ним.

Тайрон тут же опустился на колени, развязал веревку, вытащил пригоршню золотых монет и слегка театральным жестом позволил золотому дождю просочиться сквозь пальцы обратно в мешок.

– Это лишь задаток, господин. Вдвое больше я дам за останки Керна.

– В том числе за его душу? – спросил Хоб.

Тайрон кивнул, уставившись в пол.

– Тогда договорились, – сказал джинн. – Вдвое больше того, что ты положил передо мной, – и останки твои, как условлено. Ты можешь забрать их прямо сейчас, но полную стоимость должен выплатить до новой луны.

Из-за колонн слева появился кисточка в одежде с капюшоном, с большим деревянным ящиком в руках. Остановившись перед троном, он поклонился Хобу, поставил ящик перед Тайроном, еще раз поклонился хозяину и ретировался обратно в тень.

Хоб махнул рукой, и Тайрон тут же упал на колени рядом с ящиком. Я не заметил на ящике никаких петель или запоров, но Тайрон был явно знаком с его устройством: он быстро поднял крышку, опустил переднюю стенку… И я в немом ужасе уставился на то, что увидел внутри.

Это была голова Керна.

Желчь подступила к моему горлу, я с трудом сдержал рвоту.

Но самое худшее было впереди! Я вдруг понял, что голова живая. Ее поддерживала путаница волокон, похожая на грибницу, и лицо, ужасно подвижное, подергивалось словно в судорогах. Внезапно черты его разгладились, глаза открылись и посмотрели прямо на Тайрона. Спустя мгновение взгляд упал на меня, и я без тени сомнения понял, что голова все понимает, что Керн, даже в таком кошмарном состоянии, все еще жив, в сознании и знает, кто перед ним.

По моим щекам потекли слезы. Как такой ужас мог произойти с Керном? Я вспомнил терпеливого учителя, мысленно увидел, как он держит за руку жену, улыбается, глядя ей в глаза, целует ребенка, сидящего у него на колене…

Губы Керна зашевелились, но с них не сорвалось ни звука, и на них выступила розовая пена. Тайрон очень ласково положил руку на голову – так отец мог бы положить руку на макушку своего ребенка.

Я наблюдал за этим с ужасом и болью. Потом повернулся, посмотрел на Хоба – и вдруг снова увидел туфли матери, валяющиеся в высокой траве на берегу реки. Увидел ее мертвое обескровленное тело. Увидел гневные глаза отца, когда тот бил меня, прогоняя прочь. Увидел, как горит наш дом, почуял запах обугленных тел своих родителей.

Я отправился с Тайроном в том, в чем вернулся из Колеса, и у меня, как и у него, все еще висели на поясе мечи. Желание убить Хоба вспыхнуло во мне с такой силой, что, не успев осознать, что я делаю, я выхватил эти мечи и сделал три шага к трону.

Хоб не шевельнулся, но время как будто застыло, и медленно, очень медленно я начал осознавать всю чудовищность своего поступка.

Я обнажил мечи, повинуясь инстинкту и бушевавшей во мне буре чувств, из-за которых у меня перехватило дыхание. Я отчаянно желал прикончить зловещее создание на троне, джинна-кровопийцу, совершившего столько невыразимо мерзких дел.

Но теперь не только ненависть лишила меня дара речи. Глаза Хоба изучали меня, и я никогда еще не видел таких глаз – с необычно большими белками, с маленькими темными радужками выше центра каждого глаза.