|
Мы дрались с самого первого дня в школе. В первый раз он пытался меня убить - я имею в виду действительно прекратить мое существование на планете Земля, а не просто разбить морду, - когда ему было четырнадцать. Я на стенке местного скаутского сарайчика написал Таг Слэттер - изврат. Слэттер сломал мне три пальца на левой руке железным столбом от изгороди. Сломанные пальцы - это вроде как не очень большая угроза жизни, но я в этот момент закрывал ими свой череп. Из школы я вышел в шестнадцать лет без квалификации. Было у меня три работы: собирал посуду в ночном клубе, был учеником формовщика и - последняя - водил пикап местного торговца. Ну, в общем, встреть вы меня в субботу утром на улице что бы вы увидели? Семнадцатилетний, темноволосый, джинсы, кроссовки кожаная куртка. Первое ваше впечатление: "Наглый сопляк". И это было бы правдой. Сейчас вы думаете, что я просто плохой мальчишка из маленького городка. Может, и так, а может, и нет. Мама с папой с озадаченным видом смотрели, что из меня вырастает. Но они знали, что поделать ничего не могут. Папа всегда на все вопросы и замечания отвечал: "Ник кончит либо миллионером, либо в тюрьме". Иногда мои выходки превосходили предел маминой выносливости, и она ворчала: "Ты знаешь, какие жертвы нам с отцом пришлось ради тебя принести?" Ну, вы эти песни знаете. Приходилось, наверное, слышать. Но в серьезные истории я не попадал. Я не мучил зверьков. И, пожалуй, единственный человек, который знал, что делается у меня внутри, был мой дядя Джек Атен. Он во многом был на меня похож. Вышел из школы без профессии и не имел никакого желания присоединяться к сонму скребущих пером Атенов. В нем кипели честолюбивые замыслы - он хотел быть рок-гитаристом. Пятнадцать лет он кочевал с оркестром, который всегда играл честную рок-музыку, но до контракта на запись так и не доигрался. Когда мне было одиннадцать, Джек Атен вернулся домой. Оголодавший, как скелет, он казался опаленным. Сейчас я думаю, что он спознался с героином. Значит, это и было причиной возвращения домой - бросить или умереть. Он много времени проводил в нашем доме. Иногда мы играли в сумасшедший гольф (почему-то он его любил - он вообще любил сумасшедшие вещи и сумасшедших людей). Когда мы уходили на эти долгие прогулки, он всегда тащил с собой банку пива и прихлебывал его мелкими глотками. Одну банку он растягивал на два часа. Меня это восхищало. Сейчас я понимаю, что это он вводил алкоголь в кровь по каплям. Таким образом он стачивал самые острые углы реальности, и жизнь становилась терпимой. Время от времени он с деланным акцентом сноба из высшего общества спрашивал: - Скажи мне, Ник-Ник, я жив? - Ты жив, Джек. - Спасибо, старина. А то я иногда забываю. По вечерам он играл у себя в комнате на гитаре так тихо, что было еле слышно. Но когда я слышал эту музыку, у меня по коже бежали холодные мурашки. Она мне напоминала документальный фильм о песнях китов, который я однажды видел. Слыша плывущие сквозь пол звуки электрогитары, я вспоминал кадры с китом, в котором было пять гарпунов, и как он пел, когда умирал. Песня умирающего кита - тихие звуки гитары Джека Атена. У меня в голове они стали одним и тем же. Когда мне было четырнадцать, жизнь прикончила Джека Атена. Ему было тридцать восемь. Рак яиц. Говорят, что рак - это вроде самоубийства; он вырастает у людей, которые не могут подогнать себя под форму той узкой щели, в которую общество их загоняет. Я после этого целый год открывал дверь не так, как вы и преподобный Грин. Я их распахивал ногой. Задайте мне вопрос - я в ответ огрызался. Я был как воздушный шар, накачанный гневом почти до точки разрыва. Единственное, чего мне хотелось, - залезть на вершину горы и заорать так чтобы небо обрушилось и погребло меня под собой. Когда я был малышом, я хотел убивать чудовищ. Прошли годы, и чудовищ не стало. |
